Мне кажется, если знакомые сказали правду, то меня никто и не спросит. А если Валентин Григорьевич обладает силой избежать увольнения, то никакая бумажка меня не спасёт.

Зажмурившись, сижу несколько минут, старательно успокаивая себя. Никак я не повлияю на ситуацию, никак. Только вон пальцы дрожат.

Их сцепляю в замок и дышу, концентрируясь на счёте.

Делаю вдох, выдох, новый вдох.

Пытаюсь представить что-нибудь приятное. Раньше помогали картинки с моей мечтой: Италия, колоритные улочки, атмосферные кафешки… А сейчас под зажмуренными веками возникает один-единственный образ.

Внимательные глаза, прямой нос, немного пухлые губы…

— Лиза, чайник! О чём задумалась, что не слышишь?!

О чём? О ком, мам… Но я молчу, конечно же.

POV Лиза Суворова.

— Доедай и поехали, — мама полностью собранная заходит в кухню второй раз за утро, пока я медленно и неохотно грызу кусочек хлеба с маслом.

Масло я ненавижу, если к продуктам применительно такое слово, но через силу заставляю себя глотать невкусную намазку, так как это полезно. Мама внимательно следит, чтобы я не пропускала.

— Куда? — устало поднимаю глаза и откидываюсь назад, упираясь затылком в стену.

Голова после бессонной ночи тяжеленная, а мне еще сегодня во вторую смену бежать на работу, потому что я сама вызвалась подменить заболевшего курьера.

До этого времени надеялась расправиться с заданиями и, возможно, отдохнуть, но события тут замелькали с такой частотой, что за ними не успеваю просто!

— Лиза, мы с тобой собирались ехать за курткой, — мама качает головой и я, если честно, её не совсем узнаю: какая-то она мягкая и непохожая на себя.

— Я забыла, мам. Может, в другой раз?

Куртка нужна, да, и я радовалась бы покупке новой, но совершенно не хочу выходить из дома. Я хочу нехотя есть свой бутерброд, сонно хлопать глазами над чашкой и мечтать заснуть без кошмаров, которые так и встают перед глазами.

— Сегодня, Елизавета! — непреклонно, как она умеет, родительница быстро меняет тон на привычный. — Куртку и ботинки. Ты почему не сказала, что твои пришли в негодность? Или мне самой следить за твоим гардеробом, как в детском саду?

— Не надо следить, — последний кусочек отправляется в рот.

Тщательно пережёвываю и поясняю:

— Я не знала, вчера только увидела. Думала, где шнурки, там вода попадает.

Мама закатывает глаза по поводу моей невнимательности, а я ополаскиваю кружку и проскальзываю в ванную, чтобы привести себя в порядок.

Быстро заплетаю косу, умываю лицо, и с тоской смотрю на отражение: тональный крем и румяна не повредили бы, но на использование косметики у нас табу. Максимум — увлажняющий крем и бесцветный блеск для губ.

С другой стороны, красоваться мне всё равно не перед кем.

— Я всё, — появляюсь, натягивая на ходу водолазку и заправляя её в брюки.

Под пристальным контролем наматываю шарф, беру шапку и застёгиваю куртку прежде, чем мы покинем квартиру.

На улице дует сильный ветер, от которого становится очень холодно в первые же минуты на открытом воздухе. Хочется поскорее спрятаться в тёплом салоне автобуса или трамвая, но, как назло, нужные нам номера задерживаются.

Кто-то из ждущих с нами пассажиров озвучивает причину: недалеко от поворота сошёл с рельсов трамвай и движение встало. Я умоляюще смотрю на маму: самое время вернуться, но она решает пройти пешком до главной улицы, где нет проблем с транспортом.

Идти в хорошую погоду не так и далеко, а вот осенью, когда порывы ветра сбивают с ног, прогулка кажется очень долгой и очень неприятной.

Краем шарфика вытираю лицо, стоит нам войти в подошедший автобус. К счастью, он подъехал сразу, как только мы добрались до остановочного комплекса.

Прикладываю карту к валидатору и занимаю место у окна, с удовольствием рассматривая улицы города. Я люблю осень, но другую. Когда листья красочным калейдоскопом греются в солнечных лучиках, когда воробьишки ловят последнее тепло и купаются в лужах, когда осенние цветы торопятся подарить свою красоту окружающим.

А бесконечные дожди и слякоть не люблю, потому что весь окружающим мир размазывается как плохое изображение за грязным и наспех протертым стеклом.

Чем ближе к центру, тем больше становится людей. Уступаю место старушке, а сама продвигаюсь к выходу. Мама идёт следом, крепко придерживая сумку.

Последнюю остановку еду, практически распластавшись по дверям, и буквально выпадаю, когда они распахиваются. Но грудную клетку больше не сдавливают и это настоящее счастье!

Последний рывок на то, чтобы перейти дорогу. Светофор долго не загорается зеленым сигналом, а когда загорается, одна из машин вдруг вылетает вперед и разворачивается под общий гул недовольства.