Взять хотя бы девицу, похрапывающую на скрипучем диване.

Вчера она вешала мне ненужную инфу про какую-то рок-звезду, переспавшую с парнем из доставки. Я не запомнил ни одного имени, но старательно делал вид, что поглощён рассказом, лапая округлые формы под обтягивающей майкой.

«Детка, займи рот более приятными вещами», — хотелось перебить её и утащить в уборную, что я в итоге и сделал.

Ртом она работать не умеет, к слову, зато в постели удивила парой—тройкой акробатических трюков. Я и не знал, что синьорины умеют так гнуться!

Но это на разок. Сейчас я свалю и больше мы не пересечёмся, потому что я никогда и ни при каких обстоятельствах не завожу отношений, не повторяю встреч и не влюбляюсь. Быть циником иногда так прекрасно.

Дымя второй сигаретой, ободряю отца и даже обещаю набрать брата, чтобы всыпать ему словесных пропиздонов.

Лететь ради воспитательной цели на день не могу себе позволить: именно сейчас я занят продвижением своего дела и решаю важные моменты перед длительной командировкой на родину.

Кстати, если повезёт, вполне успею прилететь на свадьбу Захара. Брак планируется краткосрочный и фиктивный, но знает об этом ограниченный круг людей.

Мать вон уже наряд купила, тоже собирается лететь. Уверен, что в ближайшие дни опустошит ещё несколько бутиков, подбирая сногсшибательное платье. Она красива — это факт. Но порой ведёт себя как ребенок. От её зашкаливающих и наигранных восторгов меня перманентно подташнивает. К счастью, эти концерты она даёт исключительно на публику, среди близких становясь нормальным человеком.

Могу понять, что в ней зацепило когда-то родного отца: яркая, взрывная, женщина-праздник. И если я когда-то и свяжу себя путами, то выберу такую же, чтобы держала в тонусе и не дала свихнуться от скуки.

Попрощавшись, отщёлкиваю окурок в стеклянную миску, заменяющую пепельницу и отправляюсь искать свой шмот: надо сваливать до пробуждения хозяйки. Ненавижу утренние разговоры и ненужные вопросы.

Мы неплохо провели время, но на этом наши пути расходятся.

Джинсы нахожу брошенными в крошечной ванной. Футболку — среди женских вещей на единственном кресле. Кроссовки оказываются в кухне на подоконнике. Как ни напрягаю память, не могу вспомнить, когда и зачем я их, бл#дь, сюда поставил.

Выуживаю их холодильника бутылку минералки, смачиваю горло и оставляю на столе, придавив несколько крупных купюр. Надеюсь, девчонка купит себе что-нибудь в утешение и не будет посылать на мою голову проклятья.

Покидаю квартирку, захлопнув дверь, и оказываюсь на оживлённой улице. Обожаю ночную жизнь Палермо.

Разморённый и разомлевший на дневном солнце город ночью превращается в неспящий единый организм. Из каждого бара доносится качающая музыка, рядом с вывесками толпится молодёжь, туристы снуют от здания к зданию, фотографируя всё, что кажется интересным. И пахнет морем. Запах смешивается с запахами табака, сладких кальянов и вейпов, жареной пармской ветчиной, так любимой те ми же туристами. А аромат моря все равно присутствует фоном.

Расправив плечи, выбираю направление и иду в сторону пляжа, чтобы окунуться и окончательно проснуться. До отъезда остаётся чересчур мало дней, чтобы тратить их на сон.

POV Лиза Суворова.

— Ты вчера не поела? — мама недовольно кривит губы, когда я с помятым после беспокойного сна лицом появляюсь из ванной.

Умывание холодной водой не помогло, хотя я проделала процедуру не менее десяти раз.

— Устала, — отвечаю лаконично, протискиваясь к шкафчику, чтобы взять стакан.

Аппетита ноль, хочется только пить.

— Мы договаривались, Елизавета, — напоминает мама, а я опускаю голову.

Знаю! Мне не нужно повторять. Правила уже не просто на подкорке, они, кажется, вплетены в мою ДНК и никакими способами их не вытравить.

Интересно, она тоже так росла? Её бабушка тоже наказывала за опоздания? Или правила появились после маминой беременности?

Я появилась, когда родительнице было восемнадцать. На год меньше, чем мне сейчас.

— Нарушение режима питания может стать причиной различных заболеваний желудочно-кишечного тракта, — так, как умеет говорить учительница, ровным тоном Елена Радоевна продолжает лекцию.

Я выпиваю воду, вытирая ладошкой скатившуюся по подбородку каплю и вдруг совершаю то, что никогда бы не осмелилась сделать.

— А что делать, если не остаётся сил? Почему нельзя было поужинать, а после заняться уборкой? Почему, мам? Ты же не можешь не понимать, что я устала!? Сначала лекции, потом доставки, потом… — машу рукой, чувствуя, как улетучивается смелость. — Не всегда транспорт приходит вовремя, не всегда люди отрывают дверь. Я говорила тебе! Говорила, мама!