— А мне кажется, это довольно светлая история. Там есть то, что может увлечь подростков. Я имею в виду необычный сюжет, загадку, колоритные образы. Что мешает теперь написать сценарий?

И вновь катализатор, позволяющий достичь перевеса в мою сторону, сработал. В результате Таня, Рита и Петя подтвердили свой интерес к тексту, а Зине и Максиму Петровичу пришлось допустить возможность, что эта история может быть показана старшим школьникам, если, конечно, изрядно потрудиться над сценарием.

Начиналась большая работа по подготовке к спектаклю.

Сначала героев нужно было нарисовать. В этом мне могла помочь только Таня. Она терпеливо выслушивала мои описания и по нескольку раз переписывала каждый портрет, ругая меня не только «маленьким язычком», но и выговаривая вслух, что «уже не знает, что я хочу, чтобы мне понравилось». Но все получилось замечательно, особенно карлица и ее свита. Правда все положительные персонажи, как мы ни старались с Таней, вышли красивыми и какими-то уж слишком правильными — видимо, ничего с этим не поделаешь, таков уж закон жанра.

Далее шло самое сложное — следовало изготовить куклы. Для этого мы сначала перелопатили большое количество литературы, а затем задумались о материалах. Кроме самих кукол и их одежды нужно было сделать массу всевозможных предметов кукольной жизни, а из того, что имелось во Дворце, почти ничего не подходило. Наверное, я заглянул в каждый его угол, где хранились какие-то вещи; у театралов и вовсе устроил настоящую ревизию, чем вызвал, в общем-то, справедливый гнев Тамары. Как ни крути, все упиралось в деньги, и на этом этапе мой проект мог быстро свернуться. Но, к счастью, тронутый-таки нашим рвением директор выделил достаточную сумму, которая лишь ненамного урезала авторские фантазии.

Поле закупки всего необходимого обозначился следующий вопрос: кто все это будет делать? Здесь совершенно точно можно сказать, что без рвения Порослева ничего бы не вышло. Мне очень повезло, что он был рукастым. Буквально к каждой кукле Петя приложил свои руки, чтобы та обрела полноценную кукольную плоть. В Интернете он подружился с каким-то кукольным мастером, и тот в прямом эфире давал все необходимые консультации. Максим Петрович помогал Пете ожидаемо лениво, но все же помогал, зато Витька стал отличным напарником в этом деле. Ребята заметно сдружились, а значит, один из воспитательных эффектов работы над спектаклем уже был доказан, что не могло меня не радовать. Совсем удивительным для всех нас оказалось участие нелюдимой Аннушки, у которой вдруг проснулось желание мастерить, и самое интересное, что у нее неплохо получалось. Вообще, мы меньше стали ссориться во Дворце, все это действительно объединило нас — таких разных и разобщенных. Таня, Рита, Зина и Агнесса Карловна обшивали наших кукол и занимались отделкой декораций. Виталий Семенович подобрал из музейных запасников артефакты для спектакля. Тамара предложила позаниматься сценической речью с теми, кто будет озвучивать наших персонажей.

Когда куклы были готовы, нужно было выбрать тех, кто будет актерами. Я, Петя, Витек, Таня и Рита — ну а кто еще?..

Это было сложно — подружиться с марионетками. Поначалу они совершенно отказывались слушаться, просто ни в какую. Самым трудным оказалось синхронизировать движения куклы, чтобы она могла одновременно, скажем, кивать, махать рукой и сгибать колени. От напряжения у нас дрожали руки, заставляя психовать и срываться друг на друге. А иногда мы были охвачены приступами дикого хохота, потому что и правда все это порождало множество комичных ситуаций. Очень уж смешная получилась марионетка Луиза, которой водил я и за которую на репетициях, до записи фонограммы, мне приходилось произносить реплики. Коллеги умирали со смеху, когда я входил в образ карлицы, и мы часто слетали с текста и уносились в дурашливую импровизацию.

В озвучивании кукол принимал участие более широкий круг обитателей Дворца. Тамара сразу согласилась озвучивать две роли — карлицу и Рогнеду, и хочу заметить, что это было стопроцентное попадание. У Тамары был шикарный голос с небольшой хрипотцой. В зависимости от нужного эффекта он мог становится то бархатно мягким, то угрожающе скрипучим, но в обоих случаях он завораживал. Завадский, у которого был приятный баритон, напротив, долго не соглашался, но затем все-таки взял на себя роль Якова, также роли достались Агнессе Карловне, Рите, Тане, Виталию Семеновичу и Толику. Я же читал текст от автора.

Я не пускал на репетиции никого из администрации, хотя Капралова и Горовиц порывались посмотреть, что мы затеваем. Конечно, информация о сюжете спектакля просочилась за пределы нашего кабинета уже на следующий день после того, как я прочитал коллегам свою сказочную историю, но одно дело — слышать, а другое — самому увидеть это представление, обещающее быть весьма необычным. Одним словом — интрига удалась.

Я хотел показать этим спектаклем то, во что искреннее верил сам. Я был глубоко убежден, как убежден и по сей день, что выхолощенное знание, существующее изолировано от другого знания, лишенное интереса и радости, а значит, искусственно оторванное от самой жизни, — ошибочно. И эта ошибка оборачивается очень дорогой ценой для всех, кто ее разделяет, возможно, слишком дорогой, даже фатальной, потому что является преступной духу самой жизни. Я, конечно, прекрасно понимал, что шансы прочно закрепить новый опыт во Дворце ничтожны, что их почти нет, но именно это и стало основанием не отменять усилия, а снова и снова поднимать свои полки на штурм неприступного бастиона.

За несколько дней до премьеры меня вызвал к себе директор.

— Слушай, а я ведь на тебя обиделся, — сказал Илья Борисович, положив одну ногу на другую.

— А что такое? — удивился я.

— Ну, как что? — Горовиц снял очки и принялся тереть переносицу. — Ты скрываешь от меня свой спектакль, не пускаешь на репетиции… А я, между прочим, хотел бы и поучаствовать каким-то образом. Что вытаращился? Да, хотел бы.

Это действительно стало для меня полной неожиданностью. Я всегда видел в его отношении к моей идее снобизм, но никогда не замечал за этим тоску по настоящему творческому делу. Мне даже стало как-то жаль его, во всяком случае, я почувствовал вину и тотчас нашел ему дело.