Послушав недолго, как ветер завывает над крышей, я засыпаю тоже.

Поутру меня расталкивает Гилберт.

— Поднимайся, в путь пора! — отвратительно бодрым голосом сообщает он.

Нам приходится щедро смазать лица жиром, ведь предстоит долго пробыть на холоде. Снаружи ещё довольно темно. Надеюсь, Туула не ошиблась и не собирается выставить нас из дома среди ночи.

В провожатые нам дают Фьока. Несмотря на почтенный возраст, Фьок могуч, время не сумело согнуть его спину, и плечи его широки. Ростом он даже немного выше Гилберта.

Тёмное неулыбчивое лицо старика изрезано морщинами, но в чёрных волосах виднеется только одна седая прядь — у виска. Оттуда же к щеке тянется старый шрам. Интересно, как он получен, но спрашивать неудобно.

Фьок тащит сани с поклажей. Гилберт настаивал, что повезёт их сам, но старик лишь молча отстранил его и направился вперёд, размеренно ступая. На остальные слова Гилберта Фьок обратил не больше внимания, чем на свист ветра, так что мой друг в конце концов плюнул и перестал тянуть к себе верёвку саней. Он пропустил вперёд меня, сонную Тилли и отчаянно зевающего Андраника и пошёл замыкающим.

Старая Аннеке увязалась за нами. Она то скачет в густом снегу слева или справа, проваливаясь по уши, то убегает вперёд, исчезая из виду. Я слежу за её полосатым хвостом, взлетающим над сугробами, и это единственное доступное мне сейчас развлечение.

Спутники мои идут угрюмо, будто воды в рот набрали. Слева и справа в неохотно наступающем рассвете белеет снежная равнина. К счастью, сейчас безветренно.

Путь под ногами хоть и заметён свежим снегом, но видно, что этой дорогой нередко кто-то пользуется. Не приходится прилагать особых усилий, чтобы идти, да и широкие полозья саней оказывают нам услугу.

Обернувшись, я вижу вдали три снежных дома, тающих, будто в тумане. Над двумя из трёх поднимается дым. Гилберт, идущий сзади, поспешно прячет что-то в карман (зеркальце, не иначе, совсем сдурел со своими усами).

К тому времени, как с Тилли слетает сон и она начинает привычно сыпать вопросами, мы добираемся до длинного замёрзшего озера. Кое-где темнеют полыньи, уже затянутые молодым ледком.

— Как называется это озеро? — спрашивает Тилли. — А оно глубокое?

Фьок молчит.

— А что за рыба в нём водится? Какого размера была самая крупная, что вы видели? А на какую наживку ловите? Как рыба не замерзает здесь?

Фьок не издаёт ни звука. Миновав заснеженный берег, поросший чахлыми кустарниками, он первым ступает на лёд и продолжает идти по нему так же неторопливо и уверенно, как прежде по снегу.

Старая Аннеке притаивается за ветками, придавленными снегом, и водит хвостом из стороны в сторону, глядя на Фьока. Затем в два прыжка она догоняет его, пытается остановиться, но её заносит на льду. Но даже когда Старая Аннеке врезается боком в колени Фьока сзади и роняет его, он не издаёт ни звука — молча встаёт, отряхивается, поднимает верёвку саней и идёт дальше.

— Ой, ребята, — громко шепчет Тилли, оглядывая нас блестящими глазами, — ведь он же, наверное, немой! Я только сейчас поняла, что и не слышала прежде, чтобы Фьок сказал хоть слово!

— Может быть, и глухой? — робко предполагает Андраник. — Он будто не слышит ничего вокруг.

— А видели тот шрам у него на виске? — говорю я. — Он, наверное, ударился головой, и с тех пор ничего не слышит и сказать не может. А вдруг у него и с головой не в порядке, и он заведёт нас куда-то не туда?

— Сильвер, как тебе не стыдно, — укоряет Гилберт. — Нам бы не дали в провожатые человека, который бы не справился с этой ролью. Уж с головой у него точно получше, чем у тебя.

— Ну спасибо, — горько говорю я и внезапно для Гилберта подставляю ему подножку. Он падает с воплем.

Фьок идёт впереди и ухом не ведёт.

Старая Аннеке, заметившая нашу возню, решает поучаствовать. Она скачет вокруг Гилберта, мешая ему подняться на ноги, и тот с трудом отгоняет расшалившуюся кошку. Тилли, смеясь, пытается удержать зверя, но лишь сама падает на лёд.

— Похоже, талисман силы выдохся, — замечаю я.

— Не выдохся, а лежит среди поклажи, — поясняет Гилберт. — Фу, морду убери!.. Без надобности его лучше не трогать, не то будет как тогда в тоннеле. Тилли... кому сказал, убери морду!

Андраник, краснея, делает вид, что увлечён разглядыванием горизонта и не слышит ни слова.

Фьок, от которого мы порядком оторвались, вдруг останавливается. Обернувшись, он молча глядит на нас.

Старая Аннеке под его тяжёлым взглядом утрачивает игривость и отходит, поджимая хвост, в сторону. Гилберт наконец поднимается, подаёт руку Тилли, а затем отряхивает себя и её. Мы догоняем Фьока, и он всё так же молча разворачивается и продолжает путь.