И я вспомнила, что Маркус, мой брат, уезжал по её поручению вскоре после твоего отъезда, Таавья, и вернулся он незадолго до битвы. Его не было ровно столько дней, сколько нужно, чтобы доехать до южных земель и обратно.

Кроме брата, у меня не было родных. Я любила его, и я доверяла ему. Подумать о том, что он мог быть виноват, было для меня так же ужасно, как и обвинить в этом Вилхелма. И я, гоня от себя эти мысли, всё же пошла в дом брата...

— Ах, так он всё же жил не в замке! — говорю я раньше, чем успеваю подумать, и в храме повисает неловкое молчание.

Покашливает Гилберт. Призраки оборачиваются, точно лишь теперь заметив, что здесь присутствует кто-то, кроме них.

— Мек! — сердито говорит коза, тряся бородкой.

— Да, добрый юноша, у моего брата был дом в городе, — сдержанно произносит Элеонор, кивая мне, и вновь глядит на свою названую сестру. — И там, в доме Маркуса, я нашла чистый лист, на котором отпечатались слова, написанные почерком Вилхелма. Поднеся бумагу к свету и вглядевшись, я поняла, что это текст послания, оставленного у твоего мёртвого тела, сестра моя.

— Как же так, — растерянно произносит Вилхелм. — Маркус был мне как брат! Я доверял ему так же, как матери, как тебе, Элеонор, и тебе, Таавья.

Элеонор склоняет голову, отворачивает лицо, на котором читаются боль и стыд.

— И всё же именно он предал тебя. И я невольно помогла ему — накануне он будто случайно выпытал, какой дорогой поедет Таавья, где собирается остановиться по пути. Ведь мы проводили последние дни вместе и стали дружны, я о многом знала и поведала это брату, не видя в том зла. И я не знала, как сказать тебе, сестра моя. Вина переполняла меня, я никак не могла собраться с духом и всё бродила по мёртвому городу, пока совсем не утратила рассудок. Изредка надежда озаряла мой путь, и тогда я оставляла слова на стенах — мольбы о помощи, которые однажды, верила я, кто-то прочтёт и поможет нам, когда мы утратим всякую веру. Но никто не пришёл, пока я была жива, а когда я состарилась и не было у меня уже сил раздобыть пищу, я замёрзла в одну из ночей. Но и после смерти я продолжила бродить, бродить и ждать.

Колдунья делает шаг вперёд, протягивая к Элеонор руки.

— В том, что свершилось, нет твоей вины, — говорит она, и рана её на глазах затягивается, а лицо делается живым. — Ты не в ответе за поступки брата.

— И я тебя не виню, — говорит Вилхелм. — Ты много страдала, но теперь мы свободны.

И трое, взявшись за руки, шагают вниз с помоста и идут вперёд, мимо каменных скамей, провожаемые любопытными взглядами. У входа возникает небольшое столпотворение — люди, побоявшиеся войти, всё же оказались побеждены любопытством и слушали у двери, а теперь спешат убраться с дороги.

Коза скачет по проходу за призраками, и я встаю со скамьи, желая поглядеть, что будет дальше. Вижу, любопытно не только мне — многие поднимаются с места.

Мы неспешно идём, держась в отдалении, и видим, как трое, держась за руки, сходят с холма, а рядом с ними скачет коза. И тут впервые за долгие годы небо светлеет, и из разрыва плотных облаков выглядывает солнце, ослепляя нас. Мы жмуримся, моргаем, утираем слезящиеся глаза, но когда привыкаем к свету, то видим, что на ведущей к городу дороге больше нет ни тех троих, ни козы.

— Какая чудесная история! — восклицает Тилли, поправляя очки на носу. Андраник стоит рядом и обнимает её за плечи.

— Это мой лучший день рождения! — улыбаясь от уха до уха, сообщает он.

— А проклятье что-то не особо и ушло, — ворчит Невен. — Зима и не думает кончаться!

— Наверное, потому, что она и должна быть по календарю, — предполагает Гилберт. — Но поглядите, лёд начал таять.

— Какая же всё-таки подлая эта коза, — говорю я. — Ведь как долго я у неё выпытывал, не она ли Хранительница Миров, так нет же, хоть бы знак подала! И опять от неё было мало пользы!

— Даже я не ощущала, что с ней что-то не так, — с улыбкой говорит мне Нела, покачивая задремавшего сына. — Знала только, что она добрая. Сильвер, подержи-ка брата, я хочу проверить, не осталась ли Адалинда в замке. И если осталась, у меня к ней будет разговор.

Мы направляемся в замок (я всё же не смог остаться в стороне), но не находим следов Адалинды. Для верности Нела решает вынести её тело во двор и сжечь.

— Чуть свет явился Харди, — рассказывает она, — и сообщил, что хотел показать своему другу Раффи замок, так что они проделали ход в какие-то подземелья и немного побродили, минуя главный зал. На ступенях Раффи нашёл цепочку с медальоном и подарил её другу, чтобы у того была красивая побрякушка. А мальчик принёс вещицу нам, чтобы мы прочитали надписи на ней и растолковали ему. Внутри были два портрета, подписанные именами: «Маркус» и «Элеонор», и мы узнали, что они были братом и сестрой.

А то, что Элеонор была женой Вилхелма, оставалось для нас тайной, и потому мы продолжали думать, что она колдовством привязала к себе молодого правителя. И если Маркус был её братом, подумали мы, он мог стать пособником в этом коварном плане. Так что мы попросили Харди, чтобы он привёл нас туда, где был найден медальон, ведь там могло найтись и что-то ещё.

Но сперва мы поднялись в комнату Маркуса, восстановили из пепла бумаги, сгоревшие в камине, и увидели там отдельные буквы и слова. Не сразу, но мы поняли, что Маркус учился подделывать почерк, Тилли подсказала.