Тут бывший король жмурит свои морщинистые глаза, откидывается на спинку кресла и принимается грезить о чём-то, вызывающем у него улыбку.

— Какое же Приключение было у тебя, Скарри? — нетерпеливо спрашиваю я. — Интересно было бы услышать!

— История долгая, — наконец отвечает он, не спеша возвращаться к нам из мира своих воспоминаний. — А я что-то устал, в сон меня клонит. Давайте позже расскажу.

Мы заверяем старика, что с нетерпением будем ждать, и оставляем его отдыхать. Стражи у входа пропускают нас и вновь замирают в почтительном молчании.

У стены дворца дедуля Йорген с упоением выкладывает надпись белыми камешками: «Некто нилюбит ёргина дидулю». За прошедшие дни окрестности пополнились десятком подобных надписей в самых разных, порой неожиданных местах. К примеру, мы так и не нашли ответа (а дедуля не признался), каким образом на одном из облаков появилось нацарапанное «ёргин».

— Уж лучше бы шил, — говорю я Гилберту.

Мой друг молча кивает.

К сожалению, у норятелей не нашлось ни ткани, ни игл. Свои рубашки, переходящие в штаны, они, как оказалось, выплетают из тонких волокнистых стеблей, подготовленных особым образом.

Детали кожаных шапочек и башмаков скрепляют тем же волокном, проделав отверстия в краях. А кожу берут — кто бы мог подумать! — со складов в подвальных помещениях и из городских мастерских, хозяева которых налегают на крепкие напитки, вследствие чего не замечают пропажи. И я подозреваю, что кожа — не единственное, что норятели заимствуют у жителей Немал-города, ближайшего к ним поселения.

Нела проводит почти всё время в ожидании новостей. Не удивлюсь, если она уже протёрла тот камень, на котором постоянно сидит. Она и сейчас находится там, но выглядит почему-то неспокойной.

— Что-то случилось? — спрашиваем мы, когда подходим ближе.

— Наверху кто-то появился, — отвечает она. — Наверное, Бернард! Может быть, скоро нам удастся с ним увидеться.

И заламывает пальцы.

— Ты переживаешь из-за вашей ссоры? — догадываюсь я. — Не бойся, он наверняка уже остыл, так что вы обязательно помиритесь. Он вообще добрый.

— Какой ссоры? — не сразу понимает Нела. — А, это. Так мы ведь тогда не по-настоящему ссорились. Мы с твоим отцом заранее договорились подстроить что-то подобное, чтобы разделиться. Так я могла начать действовать быстрее, а заодно увести тебя подальше от колдуна.

— Интриги эти ваши! — я даже задыхаюсь от возмущения. — А мне почему никто не сказал? Я же на самом деле волновался за ваши отношения, между прочим!

Нела долго смеётся, а потом заявляет, утирая выступившие слёзы:

— Ты так похож на отца, Сильвер!

И этим её извинения ограничиваются.

Мы садимся рядом и принимаемся ждать новостей. Наконец доносится грохот колёс, и из тоннеля вылетает тележка с двумя радостными норятелями.

— Мы видели, мы видели! — лопочут они. — Ух сколько народу там было! Они собираются расчистить заваленный ход. Один всё время хныкал, что Силли погиб. Смешной, такой большой, а ноет! Нам точно нельзя было ему сказать, что Силли здесь, живой-целёхонький?

— Точно нельзя, — строго подтверждает Нела, — и показываться никому нельзя. Вы оставили знак на стене, как я просила?

— Даже два знака! — гордо сообщает норятель. — Лоффи нарисовал какую-то уродищу, а я рядом красивую понятную!

— Сам уродищу нарисовал! — сердится тот, кого назвали Лоффи, и подталкивает своего спутника. Тот не остаётся в долгу, и вскоре оба так расходятся, что выпадают из тележки прямо к нашим ногам.

— Что за знак? — интересуется Гилберт, тактично пытающийся не глядеть на смущённых норятелей, водружающих тележку на колёса.

— Мы с Бернардом договорились, что если он увидит знак в виде птицы, то позже придёт в то же место один. Так мы сможем с ним связаться, — поясняет Нела и разворачивается к норятелям. — Скорее отвезите меня наверх!

— И нас тоже, — говорю я, но Нела сообщает, что поедет только она.

— Здесь мало места даже для троих, — говорит она тоном, отбивающим всякое желание спорить. — И потом, там придётся ждать и сидеть тихо, вы заскучаете.

Обидно, что такое приходится выслушивать мне, настоящему знатоку в вопросах тишины и молчания. Да я однажды несколько часов пролежал под кроватью, лишь бы не идти на урок! А что насчёт того раза, когда мы с Сильвией забрались под стол задолго до начала приёма, до появления гостей, чтобы остаться незамеченными и затем во время обеда перекрасить всем туфли в другие цвета? Удержаться от разговоров в компании сестры было куда сложнее, чем если бы я был один, но я же справился!

Но конечно, как воспитанный человек, я не могу спорить с Нелой, и она уезжает, взяв с собой лишь одного норятеля.

Ждать приходится дольше, чем я думал. В конце концов, чтобы не помереть со скуки, мы принимаемся играть в слова с норятелями, стоящими на посту. Доходим уже до буквы «с».

— Снег, — говорит Гилберт.

— Не бывает таких словей! — не верит ему страж. — Выдумываешь ты всё!

— Бывает, бывает, — подтверждаю я. — Вы что, наружу никогда не поднимаетесь? Когда наступает зима, облака на небе рвутся и из них выпадывают такие маленькие снежинки.