— Ничего себе рука, — сказал он и закашлялся. — Теперь жалеть начинаю, что не согласился, когда нам предлагали механические руки взамен родных. Я бы и от бритвы в пальце не отказался.

— Такие шутки неуместны, Джо, — сказал ему старший товарищ. — А ты куда собралась?

— Не ваше дело.

— Если не наше, тогда и ты его отложи. Собирались ведь найти госпожу Первую. Сегодня Зелёный день — должно быть, и она на площади? Мы только и ждали, когда ты проснёшься, да ещё Гундольф обещал зайти ночью, но не явился до сих пор. Вот, всё надеемся, ещё придёт.

Гундольф! Так он, значит, не привиделся. Вправду заглядывал. Что-то он говорил о работе, которая ждёт его.

— Зелёный день уже сегодня? — спросила Кори, хмурясь.

Если так, то с Эрихом всё равно не встретиться до вечера.

— А где работает Гундольф?

— У источника, — ответил мальчишка.

— Тогда, может, он и не придёт. Воду не остановить, и даже в Зелёный день кто-то должен разливать её по бакам. Скорее всего, он там. Не будем ждать, отправимся без него.

Так и поступили.

Они шагали по пустынным улицам, таким тихим сегодня, что, казалось, люди давно их покинули. Старались держаться поодаль друг от друга, чтобы не привлечь ненужного внимания, хотя и не ожидали встретить других в этот час.

Жители Раздолья чтили Зелёный день. С раннего утра тянулись к площади — все, кроме тех бедняг, чью работу не прервать. Те отдыхали раз в два месяца, но зато и за труды в этот день давали целую звезду.

Где ещё узнаешь новости города, как не на площади? Слухи-то бродят, но бывает, пока дойдут с одного конца Раздолья на другой, вымысел потеснит правду.

Где ещё встретишь друзей, а то и родных, с которыми не совпадают графики и долго не удаётся повидаться?

Но главное, за что раздольцы любили Зелёный день — удивительное чувство единства. Когда они стояли плечом к плечу и повторяли слова госпожи Первой, Золотой Маски, здесь больше не было отдельных людей. Это голос города гремел над площадью, летал и бился о купол. И каждый был городом, толпой, огромной мощью, и в этот миг казалось — возможно всё.

Только сегодня что-то шло не так. На подходе к площади Кори слышала голос Золотой Маски, усиленный рупором, но иной силы в нём не было. Он должен был катиться плавно, как большая волна, но лишь плескался слабо, неуверенно, теряя направление. И площадь не вторила эхом, а была как взболтанная бочка, вода в которой беспорядочно била о стенки.

— Что-то случилось, — сказала Кори спутникам.

Они свернули за угол, и площадь теперь лежала перед ними — людское море, тёмное и бурное. Скалой возвышалась крылатая статуя Хранительницы, у подножия которой на помосте стояла госпожа Золотая Маска. За правым её плечом виднелся господин Третий. А вот фигуры в белой маске не было. Это ещё почему?

— Мы едины и тем сильны, — повторяла госпожа Первая заученные слова.

Но в выкриках толпы не было единства.

— Мы храним этот город для Мильвуса Пресветлого, и настанет день, когда он вернётся! Вернётся благодаря нашей вере!

Кто-то вторил ей, но эти голоса слабели в нестройном хоре.

— Трое, как один, — сказала госпожа, и голос её дрогнул. — Двадцать сотен, как один...

Площадь вскипела, раскатилась до первых домов, будто море плеснуло о скалы.

Ближайший человек, обернувшись, схватил Хенрика за плечо, уставился невидящими глазами.

— Трое! А куда ж одного дели? Сами ничего не знают, народу пояснять не спешат. Ты вот что думаешь?

Похоже, ему было всё равно, кого спрашивать.

— Я ничего не думаю, — растерянно ответил парень. — Может, опаздывает?

— Да, и что ж его задержало, по-твоему? Дело нечисто, помяни моё слово! Посмотри, они же сами не соображают, что случилось!..

Госпожа Золотая Маска вскрикнула, и крик этот, пройдя сквозь рупор, прокатился над площадью. На какое-то мгновение все замерли, затихли — даже зазвенело в ушах. И сотни лиц, похожих сейчас, как маски, повернулись. Сотни взглядов поднялись наверх, туда, где под куполом, расправив крылья, кружил кто-то в белом.

— Нет, нет, нет, — прошептала Кори.

Тот, с крыльями, пронёсся над толпой, и сотни вздохов полетели ему вслед. Взмыл — и опустился прямо на светлую голову каменной Хранительницы, замер на недостижимой высоте, разведя руки-крылья в стороны.

— Жители Раздолья! — пророкотал кто-то, вынимая рупор из ослабевшей руки госпожи Первой. — Добрые люди, честные трудяги! Годы и годы вы надеялись и ждали. Вы верили, что Хранительница услышит мольбы и снизойдёт до вас, вернёт жизнь в эти земли. И вы были услышаны! Радуйтесь, перемены к лучшему грядут!

Толпа взревела.

И над всем этим шумом, над выкриками, над хлопаньем вытянутых рук летел звонкий и чистый смех той, что стояла под куполом на потеху людям.