Виктор, конечно же, помнил лицо каждого своего солдата и даже помнил их имена, а также дни рождения.

Как для мага ему было это несложно, просто никому из дворян такое не пришло бы в голову, ведь, по их мнению, в этом нет никакого смысла, однако лорд старался подражать Александру Македонскому, который, по заметкам историков, помнил имена трёх тысяч своих солдат.

Полицейские, переведя взгляд на шерифа и заметив его суровый взгляд, быстро приняли серьёзное выражение лица и толкнули заключённого вперёд в клетку, куда они его швырнули с силой, а после заперли дверь.

Виктор никуда не торопился и сидел, расслабившись, на троне, опершись на правый локоть и потирая свой подбородок, время от времени проводя пальцем по шраму на левой щеке.

Ещё через минуту в помещение вошла явно заплаканная женщина лет сорока с девочкой лет пятнадцати под руку и, пройдя через весь зал, они обе, встав у перегородки, поклонились герцогу.

Губернатор жестом пригласил их за трибуну, и только теперь заговорил Виктор, глядя на кареглазую девочку с каштановыми волосами.

Одетая в серое платье в пол, она явно была простолюдинкой, а женщина в похожей одежде с платком на голове и измождённым лицом, скорее всего, являлась её матерью.

Девочка казалась какой-то отрешённой. Она не плакала и даже не подавала никаких эмоций, словно её тут и нет, что заставило Виктора напрячься, потому что вся эта ситуация и так сильно злила его.

— Тебя зовут Мори, и тебе пятнадцать лет? — спросил лорд, на что девочка кивнула, а её мать тут же залепетала, словно боялась, что её дочь обвинят в неподобающем отношении к дворянину.

— Мой лорд, она больше не может говорить, и как мы ни старались, и каким бы врачам и магам ни показывали, Мори больше ни с кем не говорит.

Виктор жестом руки остановил женщину, и так понимая, что с ней случилось.

Он перевёл взгляд на заключённого.

— Ты изнасиловал девочку в моих владениях, и, как сообщают люди, хвастался в таверне, что она тебя на это совратила своим поведением и откровенной одеждой, это правда?

Арестованный, по имени Силка, довольно крупный мужчина с рыжими волосами и квадратным лицом с носом картошкой, одетый в довольно дорогой костюм, явно был торговцем и точно не бедствовал, что злило лорда ещё больше.

В этом мире при наличии ресурсов и власти изнасилование можно было списать на неподобающее поведение пострадавшей женщины: не так одета, не так посмотрела, не то сказала и так далее.

Конечно же, Виктор, как отец четырёх дочерей, не мог и не собирался такое принимать.

Силка даже не чувствовал за собой особой вины, и появление герцога, наоборот, говорило ему, что всё будет хорошо, ведь, по его мнению, аристократы делают то же самое, что и он, просто им даже оправдываться не приходится, поэтому, поднявшись со своего места, поклонился лорду.

— Милорд, эта девушка шла ночью по району Поля Чудес. Что бы ей там делать, ежели не искать себе мужчину? Вот чего я и подумал и даже бросил ей серебряную монету, — сообщил он.

Насколько знал Виктор, в борделях Поля Чудес услуги проституток стоили около пяти серебряных монет, а уличных девушек в городе просто не было, так как это было запрещено его указом.

Все бордели платили налоги, а также ежемесячно должны были проводить бесплатную диспансеризацию персонала. Таким образом лорд старался избежать распространения болезней, а также проследить за тем, чтобы девушек не вовлекали в работу насильно, за чем также следила полиция.

Совсем отказаться от проституции было просто невозможно, поэтому лорд решил узаконить её.

Сейчас же, слушая такие наглые слова от человека, который точно знает, что в Балтес нет уличных проституток, Виктор был просто в ярости и с трудом сдерживался, чтобы не убить его на месте.

Герцог, немного успокоившись, обратился к присутствующим людям.

— Вы также считаете, что Мори виновата, что посмела гулять вечером в районе Поля Чудес? — спросил он и наблюдал, как кто-то кивает, а аристократы и вовсе усмехаются, потому что с ними такого суда не могло произойти вовсе.

Выждав какое-то время, лорд посмотрел на девочку и, поднявшись с трона, направился к ней.

Подойдя вплотную, Виктор слушал всхлипывание матери Мори, а также наблюдал за безразличием самой пострадавшей.

Для неё, по сути, жизнь кончена. Она не сможет выйти замуж, и теперь ей действительно заказана дорога в бордель, где та сможет найти себе хотя бы покровителя.

В деревню ей возвращаться также нельзя, ведь там над ней будут смеяться и даже издеваться из-за случившегося с ней, и в результате она, скорее всего, покончит с собой.