Александр, высокий, крепкий, с деревенской неуклюжестью мужик, был очень верующим, в своё время окончил церковно-приходскую школу, что существовала при Никольской церкви. Человеком он был серьёзным, с ярко выраженными лидерскими качествами. С раннего возраста ставил перед собой конкретные задачи и добивался их выполнения. По наследству братьям перешла мельница на Верхней речке. В своё время их предки, что от природы были наделены невероятной дерзостью, отняли её у Ивашки Бубнова вместе с островом и близлежащей землёй по берегу Речки (ныне река Черепаниха), а самого его посадили на плот и отправили вниз по Лене. Позже ходили слухи, что он вернулся обратно в Нижнеудинск. Так эта земля за Никольском и числится до сей поры. Однако со временем стали забывать, что принадлежит мельница всему роду Мяконьких, и каждый из братьев стал в отдельности на неё претендовать. Хотя что им делить-то, братья же! Но бизнес есть бизнес, и так как она приносила хороший доход, Александр как мог отстаивал свои права на мельницу. Но брат Иван не в силах был с этим смириться, и на этой почве между ними часто происходили неурядицы. Он не терпел контроля и необходимости подчиняться кому-то. Чаще пытался добиться лидерского положения. Все братья имели дерзкий и непокорный характер. Именно эти качества сословия рода Мяконьких позволили взять верх над деревней и в раздоре жить между собой.

Был у них ещё брат Алексей, но он больше жил особняком и старался быть независимым от всех. Замкнутый и малообщительный крестьянин изолировал себя от общества уже давно и мечтал о собственной деревеньке. Лишь в пьяном угаре в нём просыпался истинный боярин. Он запрягал коня, ехал в город, находил цыган, сажал их в сани, и они его развлекали несколько дней. В дни загула он объезжал все близлежащие деревни. Если услыхал народ звуки гитары и цыганские голоса, между собой сразу же начинали судачить: «Лёшка Никольский гуляет, ну держись, деревня». А Лёшка обязательно жертву найдёт и бой кулачный устроит. Сам по себе был здоровый, истинный русский богатырь. Но через три дня спесь с него слетала, и его вновь было не видать.

Со всех деревень везли крестьяне зерно перемолоть в муку, и Александр имел с каждой партии свою долю. Брат Василий тоже не потерпел единоличного пользования наследственной мельницей, и так как он обладал более скрытным характером и чаще вступал в закрытый бой, в итоге она загорелась. Особо не пострадала, но урон огонь, конечно же, нанёс. Братья Мяконьких жили в наследственных пятистенных домах по берегу реки Лены. Как уже сказано выше, деревню делит ручей, через который сообща ещё в конце восьмидесятых годов позапрошлого столетия построили мост. Нижнюю часть деревни занимал род Мяконьких. Жили все вместе, большими семьями. Были у них сельскохозяйственные конные машины и разный инвентарь. В основном работали сами, но в посевную и уборочную приходилось нанимать людей. Платили они им хорошо. Кормили и во всём помогали.

Верхнюю часть от ручья занимал род Полосковых, а край деревни и ближе к полям – семья Сурановых. Василий Васильевич Полосков после смерти отца, Василия Капитоновича, жил в его стареньком доме. Хозяйство было небольшое, но на жизнь хватало. Его друг, Алексей Воронин, проживал за ручьём, на другом конце деревни. Как-то Василий зашёл к нему в гости.

– Быть добру, – произнёс он своё привычное приветствие, переступив порог.

– Проходи, Василий, здравствуй, дорогой, – пригласил его Алексей. – Как раз чайник закипел. Сейчас заварю чайку индийского, да потолкуем. – Василий сел за стол и стал закручивать самосад в газету.

Деревенское убранство особых отличий не имело. Куда ни зайди, везде у порога стоит курятник, где зимой живут куры. У стены – лавки, деревянные кровати с пуховыми перинами. В зале – круглый стол и комод, на стенах – фотографии в рамках. В кухне (куть) – русская печь, стол, шкаф, где стоят деревянная посуда и берестяные туеса, в углу – ухват, клюка, помело, сковородник. Хлеб пекли сами, на своей закваске из хмеля, он был очень вкусный. Кроме булок пекли калачи, которые друг занёс с улицы, они уже отошли от холода, и он угощал ими гостя. Воронин был женат на дочери сосланного в Сибирь поляка Василия Быстрицкого, который с другими ссыльными поляками строил дорогу. (Она до сих пор так и называется – Польская.) По прибытии он поселился в деревне Хабарова по соседству с тёткой Аполлинарией (Полинарьей) Кузаковой, которая была родом из деревни Бур. Однажды она говорит Быстрицкому:

– Слушай, Васька, у меня в деревне есть девка хорошая, Анькой звать. Давай тебя сосватаем за неё, да и живите.

– Ну, коли хорошая девка, давай сосватаем, – согласился Васька, запряг лошадь, и помчали они в Бур. Тётка Полинарья долго не церемонилась с Анькой.

– Собирайся, – сказала она ей. – Пора замуж выходить да детей рожать. Иначе в этом Буре так и прокиснешь в девках.

Привезли её в деревню Хабарова, женился на ней ссыльный поляк, а позже стали появляться дети. Старшая, Настасья, незаметно выросла, вышла замуж за Алексея Воронина и переехала в Никольск к мужу.

Василий и Алексей сидели за столом, пили чай с калачами, вспоминали былые времена. В дом вошла девица, молодая, стройная, красивая, румяная с холода. Поставила вёдра с водой, что с реки принесла на коромысле. Глянула в глаза Василию смелым взглядом и обожгла его сердце. А когда сняла полушубок, он увидел её точёную фигуру – и вовсе голову потерял.

– Что за молодуха в доме твоём поселилась? Не видел прежде её на твоём дворе, – заинтересовался он.

– Да это сестра младшая, Настасьи моей, Валентина, – сказал Алексей. – Нам-то работать надо, вот её мать и отправила возиться с детьми, помочь старшей сестре.

– Понятно, – задумался Василий. – Нет в моём доме хозяйки, – обмолвился он наконец после некоторой паузы. – А эта бы как раз сгодилась.

– Так в чём дело? – лукаво улыбнулся Алексей и, чуть прищурив глаза, глянул на него. Дескать, вот она, бери её, пока она тёпленькая.

– Ну, ясно, – с благодарностью поклонился Василий, поняв, что самому надо двигаться дальше. Никто за тебя ничего не сделает. – В долгу не останусь, – сказал он напоследок и ушёл домой, где никак не брал сон его несколько ночей.