Заклятая подруга посмотрела на меня и поджала губы. Она знала — в отличие от многих наших девчонок, я очень даже способна выполнить угрозу. Да, мы в толстовках и вечер далеко не теплый, но короткий заплыв Жанне не повредит. Может, в голове прояснится, а то она в последнее время словно с цепи сорвалась, честное слово. Тоже запала на Вика? Или что там с ней случилось…

Разговор на время затух, и только весла лениво бились о воду.

Жанне надоело грести, она остановилась и размяла руки.

— Ты не думала о том, что будет после? — ее вопрос прозвучал неожиданно.

— В смысле, сегодня вечером? Скорее всего, футболисты в ответ на ловушку макнут нас в ту же грязь, которая выльется на их головы. Потом мы ответим. Тренера взвоют, всех отчитают, и отправятся спать, как это часто бывало. Мы спать не будем, просидим всю ночь в очередных планах, как это тоже часто сбывало. Утром будем никакущими, с трудом протянем до вечера и отрубимся. В лагере наступит перемирие до следующего всплеска.

Жанна закатила глаза:

— Да какой вечер, Лебедева! Я про будущее.

— Будущее?

— После спорта. Оно… тебя пугает? — она смотрела так, словно ждала ответа. Не саркастической отмашки, а ответа. Чего-то настоящего, искреннего.

Но это же Жанна.

Я хотела отмахнуться, отшутиться, потому что открывать душу врагу глупо, он же обязательно туда плюнет. Но было что-то такое в ее взгляде, что заставило меня отвернуться и неохотно выдавить:

— Пугает.

— Вот и меня пугает, — сразу согласилась Жанна, словно другого ответа и не ждала. — Недавно я поняла, что меня буквально все в другой жизни пугает. Одноклассники, которых я знать не знаю и узнавать не хочу. Они, блин, все непонятные и неадекватные, как будто с другой планеты! А если поступить в универ? Там этих странных, непонятных людей будет еще больше. В их общество придется вливаться. Что-то планировать, что-то строить… заново. А я не умею. И ты не умеешь, Лебедева. И никто из нас.

— Другие учатся, научимся и мы.

Честно говоря, слова Жанны удивили.

Я-то всегда думала, что это лишь мои страхи, что это я какая-то неправильная. Что остальным проще ходить в школу, пусть и раз в месяц, и общаться со сверстниками на равных. Оказалось, идеальная Жанна, у которой вечно все под контролем, испытывала те же трудности.

— Другие учились все то время, что мы торчали в спортзалах, вкалывали и лечили травмы. Другие… ты же думала о поступлении в универ? Это уже через год нас ждет. Даже если взять паузу… больше никакого лагеря и намазывания друг друга грязью. Только пан или пропал. Много спорта или болезненное падение с высоты прямо в мир, которому мы уже не нужны. Если поступать не на физкультурный, то… нам же придется экзамены сдавать. По-настоящему, как остальным.

Мне не нравилось вести этот разговор, тем более с Жанной.

Слишком… неловко.

— Тебе-то говорить о падении не стоит, — я выдавила кривую улыбку. — Обо всем этом можно говорить с другими, но не с тобой, Москвина.

Это меня всегда раздражало в Жанне: пока остальные что-то преодолевали, она возвышалась над нами, словно над простыми смертными. Она не распухала от съеденного на ночь банана, как Лерка; она не вымахала за сто семьдесят сантиметров, как я. Она не травмировалась на каждом шагу, не была слишком тощей. И даже не ленилась — в ее базовую программу словно не заложили такого понятия. Она была артистичной и хорошо двигалась, выучивая даже самые сложные движения с первого раза. Жанна была той самой редкой, но лютой смесью, из которой должна получиться звезда, конкурировать с которой почти нереально для обычных смертных. Если бы обстоятельства для нашей сборной сложились иначе, Жанна уже выступила бы на Олимпиаде.

— В прошлом году я едва не закончила со спортом, — вдруг сказала она.

— Что?!

— Помнишь, как я упала на прыжке?

Было дело.

Мы тренировали прыжок на гору матов — отрабатывали фазу полета. И Жанна неудачно завалилась между конем и этими самыми матами, воткнулась прямой ногой. Ее тогда сразу увезли в больницу на снимок, а уже через три дня Жанна вернулась в зал для легких тренировок.

— Мне тогда сходу поставили диагноз: сложный перелом со смещением, представляешь? Я думала, что умру. Коленка болела так, что я не могла даже шевельнуться, не взвыв, и я поверила в этот перелом. Оказалось, что врач ошиблась, точнее, это вообще была какая-то практикантка, вот и ляпнула… но это выяснилось только на следующий день. У меня была целая ночь, чтобы в ужасе прокручивать варианты будущего. Или ужасное восстановление, после которого прежней уже не стать, как было с Женькой Колбиной. Или… жизнь, которую я не умею жить.

— Ты бы научилась.

— В отличие от тебя, я полный ноль во всей этой математике, химии и физике. Я вообще ни черта не знаю об этих предметах и не смогу сдать школьную программу даже на двойку. И таких нас большинство, с небольшими отличиями. Все пропускали учебу ради чего-то большего и оказались в моменте, когда все может стать напрасным. Я думаю об этом почти год. Разве ты — нет?

— Думаю всегда, — призналась я.

— И?

— Что и? Я не такая депрессивная как ты, Москвина. Если уж мы справились со спортом, то и с остальным сможем.