– Ваш муж обычно спал тут?

– Вы задаете не тактичные вопросы…

– Привыкайте, миссис. Я так понимаю, что тут.

Она покраснела.

– Он вечерами разбирается со своей картотекой и не хочет мне мешать…

Я попробовал вытащить верхний ящик сейфа. Он был заперт.

– Что это за картотека?

– Дело отца.

– Картотека дела отца?

– Да. Стенли собирает все, что ему удается узнать об отце. Собственно, очень немногое, зато множество ложных следов. Он пишет письма, встречается с десятками людей. Не теряет надежды напасть на какой-нибудь след. Это его главное занятие в последние годы. Ну, по меньшей мере, я знаю, где он проводит вечера, – с иронией завершила она.

– Что за человек был этот его отец?

– Собственно, я этого не знаю. Смешно, но при всей этой горе корреспонденции, – она стукнула кулачком по сейфу, – Стенли практически о нем не говорит. Он иногда молчит очень подолгу. Ну, а его матушка еще дольше. Я знаю только, что он был пехотным капитаном где-то на Тихом океане, у Стенли есть его фотография в мундире. Симпатичный мужчина с чудесной улыбкой.

Я осмотрелся. На стенах, выложенных деревянными плитками, не было ничего, кроме календаря, свидетельствовавшего о том, что все еще стоит июнь.

– А где он держит фотографию отца?

– Носит с собой, запаянную в пластик, чтоб не испортилась.

– А от чего она могла бы испортиться?

– От показывания людям. У него еще есть фотографии отца за игрой в поло, в теннис, у мачты яхты.

– Должно быть его отец был очень богат.

– Достаточно. Во всяком случае, свекровь ни в чем не испытывает недостатка.

– И все-таки, свекор покинул и состояние, и ее ради другой женщины?

– Видимо, так.

– А кто была эта женщина?

– Я не знаю. Ни Стенли, ни его мать этой темы не касаются. Знаю только, что он сбежал с ней в Сан-Франциско. В июне мы со Стенли были там. Стенли целыми днями ходил по городу с фотографией, обошел весь центр города, пока не понял, что это бесполезно. Мне было с ним очень тяжело. Он вообще не хотел возвращаться домой, собирался бросить работу и прочесать весь район залива Сан-Франциско.

– Ну, а если, допустим, он его найдет – что тогда?

– Не знаю. Допускаю, что и он не знает…

– Вы сказали, что Стенли было одиннадцать или двенадцать лет, когда отец исчез. Когда это было?

– Сейчас Стенли двадцать семь… Пятнадцать лет назад.

– Он действительно мог бы бросить работу?

– Ну да! Мы по уши в долгах. Мы должны и свекрови, и другим людям…

Но он стал таким безответственным, что я с трудом удерживаю его… Она замолчала, всматриваясь в голые стены и календарь, который пару месяцев не переворачивали.

– У вас нет ключа от сейфа?

– Нет. Ключ только один, Стенли с ним не расстается. Стол тоже заперт. Он не хочет, чтобы я интересовалась его корреспонденцией…

– Вы думаете, что он переписывается с этой девушкой?

– Понятия не имею. Он получает письма от всевозможнейших людей. Я их не вскрываю.

– Вы не знаете, как ее зовут?

– Ее зовут Сью. По крайней мере, так она сказала Ронни.

– Я хотел бы посмотреть на номер этого «Мерседеса». У вас есть ключ от гаража?

– От гаража есть, он в кухне.

Мы направились в кухню, она достала из шкафа ключи от гаража. В «Мерседесе» были ключи, но не было регистрационной карты. Зато в глубине бардачка я нашел квитанцию на страховку автомобиля на имя Роджера Армистида (10, Кресчент Драйв, Санта-Тереза, Калифорния). Записав в блокнот фамилию и адрес, я вылез из машины.

– Что вы нашли? – спросила Джин.

Я показал ей открытый блокнот.

– Вы не знаете некоего Роджера Армистида?

– Нет. Но Кресчент Драйв – это хороший адрес.

– "Мерседес" тоже стоил кругленькую сумму. Похоже, что соученица Стенли неплохо устроена. Разве что, она украла машину…

Джин сделала предостерегающий жест.

– Не так громко. Это смешно, то, что говорит Стенли, – продолжала она, понизив голос, чтобы не было слышно у соседей. – Невозможно, чтобы она была его соученицей. Я же вам говорила, она самое меньшее на шесть-семь лет моложе его. А ходил он в частную школу в Санта-Терезе.

Я снова открыл блокнот.

– Опишите мне ее.

– Миленькая блондинка. Примерно моего роста, это где-то метр шестьдесят семь-шестьдесят восемь… Стройная, килограмма 52… Голубые глаза достаточно редкого оттенка. Пожалуй, глаза – это самая красивая ее черта… и самая ненормальная.

– Что же в них ненормального?

– В них ничего нельзя прочесть. Я не могла бы сказать, то ли она совершенно невинна, то ли, с той же вероятностью, аморальна и цинична. Я не выдумала этого после всего, что произошло, – это было мое первое впечатление, когда Стенли ее привел.