Шрифт:
Это мой первый настоящий взгляд на Сайласа за сегодняшний вечер. Тот скудный свет, который есть в этом крошечном коридоре, отбрасывает отблеск на его лицо.
На мгновение мы становимся двумя незнакомцами в пустом пространстве, которых связывает только взгляд. Наше прошлое не пересекается, и мы совершенно незнакомы друг с другом. На секунду я позволяю себе представить мир, в котором он может привлекать меня без всяких последствий.
Его глаза темные, как земля, и такие чертовски пустые, просящие, чтобы в них поселилась жизнь, жаждущие искры. Я прослеживаю все его черты – от прямых, четких бровей до линии носа.
Веснушки, такие нежные и невинные, рассыпаны по его светло-коричневым щекам, а его губы такие манящие, что у меня возникает внезапное непреодолимое желание увидеть, как он улыбается. Просто посмотреть, как его пухлые губы изгибаются и демонстрируют, насколько я могу догадываться, ослепительно белые зубы.
Мне так хочется прикоснуться к нему, но я отказываюсь.
Я никогда не хотела этого, знать его, несмотря на его репутацию. Чтобы он узнал меня, увидел меня. Я не хотела, чтобы мы были двумя незнакомцами в пустой комнате, потому что я знаю, кто я такая и что бы я сделала с ним — с любым мужчиной, если уж на то пошло, – который подошел бы ко мне слишком близко.
Я – веретено, о которое мальчики прокалывают пальцы. Я оставляю их в коматозном состоянии только с воспоминаниями о моих прикосновениях.
Я не принцесса. Я – гнилое яблоко.
Яд, созданный, чтобы разрушать счастливые судьбы.
Я не гожусь ни для него, ни для кого.
– Отпусти меня.
6. ВОЗВРАЩЕНИЕ БУГИМЕНА
Коралина
– Мисс Уиттакер?
Я наклоняюсь, сидя на табурете и оглядывая холст перед собой. Я еще слишком молода, чтобы кто-то называл меня как-то иначе, нежели по имени. Но все становится немного понятнее, когда я вижу, кто стоит.
– Привет, Фэй. Коралина вполне сойдет. Я вообще-то не твой учитель, – говорю ей мягко, мягче, чем с большинством. Может быть, потому что она напоминает мне Лилак. – Могу я тебе чем-то помочь?
– Да, простите. Вы правы, я виновата, – ее щеки заливает румянец, и она заправляет за ухо прядь распущенных розовых волос. – Я хотела спросить... то есть, все в порядке, если нет... я не хочу быть проблемой или что-то в этом роде. Я просто подумала, если бы я могла...
– Что тебе нужно? – я обрываю ее на полуслове, зная, что она не любит болтать.
Я знаю, что это связано с ее юностью и тем, через что она прошла, но этот мир не будет для нее легким, хотя и должен быть. Если Фэй не научится требовать от жизни того, чего хочет, она будет отнимать все, пока у нее ничего не останется.
Даже если она погибает внутри, ее голос должен оставаться живым, иначе у нее не будет шансов выжить.
Быстро кивнув, она выпрямляется.
– Могу я взять с собой домой несколько красок? Только основные цвета. Мама сказала, что собирается накопить денег, чтобы вскоре купить мне собственные, но я просто хотела узнать, можно ли мне одолжить несколько штук до тех пор?
Мое холодное, затаенное сердце размораживается настолько, что я чувствую, как оно болит за нее. Ее мать-одиночка уже тратит деньги на то, чтобы возить ее из Уэст-Тринити-Фоллс, а с учетом цен на краску и того факта, что дома еще четверо детей, пройдет немало времени, прежде чем она их получит.
Я поворачиваюсь на своем табурете, прежде чем встать и подойти к стене с полками, которые тянутся по всей длине студии. Шкафы, полки и корзины заполнены различными средствами и материалами.
Достав один из своих запасных рюкзаков, я открываю его и начинаю наполнять. Фэй все еще учится, но у нее потрясающе получается рисовать акварелью. Так что вместе с акрилом я добавляю нераспечатанную упаковку акварельных красок Winsor & Newton, которыми я никогда не буду пользоваться, потому что ненавижу их. Я достаю кисти, плоские и круглые. Бумагу, пару небольших контейнеров, три палитры, рулон клейкой ленты, несколько карандашей и циркуль для рисования.
Это будет лучше, чем любая поездка за художественными принадлежностями. Краска дорогая, и, если она умна, она сохранит эти материалы надолго. Когда сумка почти полностью заполнена, я быстро закрываю ее и протягиваю к ней.
– Вот.
Этот мир отнял у нее так много. В свои пятнадцать лет она едва ли может что-то дать. Несправедливо, что еще до того, как эта девочка стала личностью, она получила необратимую травму.
Ее круглое лицо озаряется, глаза блестят тонкой пеленой слез.
Клянусь, если она заплачет, я ее выгоню.
Слезы – это не то, с чем я могу справиться. Ни для себя, ни для кого-то другого. Я ненавижу это делать, и я никогда не знаю, как помочь кому-то, кто плачет. Я предпочитаю по возможности избегать этого.
Это пустая трата воды и ничего не дает, кроме того, что в конце концов тебе становится хуже.
– Нет, нет, я не могу это взять, – она поднимает ладони вверх, сначала отказываясь. – Они ваши.
– А значит, я могу делать с ними все, что захочу. Возьми их, Фэй. Все, что внутри, можно заменить. Ты хороша, но тебе нужна практика. Считай, что это больше для меня, чем для тебя. Я буду выглядеть плохо, если у тебя ничего не получится.