А затем…

Моя улыбка была темна, как демон, который жил внутри меня.

Тогда я нанесу удар.

Глава 29

Вик

Загнанный в угол. Моя нелюбимая позиция, в которую я неизбежно загонял себя. Я никогда не должен был позволять себе впадать в комфорт ложного чувства безопасности, и теперь выход из него казался мне смертным приговором. И, возможно, так оно и было. Гул в воздухе заставил меня предвидеть, что ничего хорошего из этого не выйдет.

— Я закончил, — сказал я Роаму, и он просто выдержал мой взгляд.

Мужчина внимательно наблюдал за мной, молчаливый, присматриваясь, выискивая что-нибудь, что можно было бы использовать против меня, как это делают социопаты.

К этому моменту я научился достаточно хорошо ничего не выдавать.

Заявиться в дом моей семьи, забрать мою сестру на вечер, заставить своих парней наводнить «Сердцеедок», проникнуть в мою голову, показать, что у него нет проблем с тем, о ком люди шепчутся на улицах… это было ничто по сравнению с тем, на что был способен этот человек.

Если я не выберусь сейчас, он станет причиной моей смерти.

В какой-то момент я подумал, что истории об этих парнях были преувеличены, но то, что я видел собственными глазами за последние месяцы, сказало мне, что эти истории на самом деле были преуменьшены.

Они были животными, «Ученики». И Роам — их король демонов.

У всех были ограничения. Но за определенную цену для «Учеников» не было предела. Не было ничего такого, чего бы они не сделали. Ничего слишком ужасного или сверхъестественного. Для парня, который носил изящное серебряное распятие на шее, я полагал, что он беспокоился о спасении своей души.

Он не беспокоился.

За то время, что я работал на него, я наконец-то заработал достаточно, чтобы спасти дом и выплатить большую часть долгов родителей. Я не был уверен, как придумаю остальное, но этого было достаточно, чтобы больше не пачкать себя.

Когда я начинал, это был прилив адреналина. Напоминание о том, кем я был раньше. Не знаю, что случилось, но через какое-то время я понял, что уже не тот безрассудный двадцатилетний парень, каким был. Мои приоритеты изменились, и мне пришлось признать, хотя и неохотно, что Саша поступил правильно, положив конец «Хаосу».

Один взгляд на Роама сказал мне почему.

Я не хотел быть им. Мне не нужны были тени, которые были в его глазах. Мне, черт возьми, не нужно было то, что таилось в его голове по ночам. У него было все, но он все еще нуждался. Он был настолько лишен чувствительности к своей жестокой жизни, что хладнокровное убийство дедушки троих детей было просто еще одним днем в офисе.

Этот холодный, преследуемый мужчина… Я мог бы стать им. И это напугало меня до чертиков.

Роам встал из-за стола и подошел к бару в углу, оглянулся на меня и произнес:

— Ты *банутый.

Мой вздох был чисто внутренним.

Я не был удивлен. Я знал, что это произойдет. Спасибо ему за то, что он придерживался сценария.

Роам налил стакан виски, потом еще один, а когда вернулся, поставил стакан передо мной. Отказаться было бы огромным неуважением, а вы не проявляли неуважения к парню, у которого ваша голова была в тисках. Я поднял стакан и сделал глоток. Виски был не по мне, но даже я знал, что в этом стакане было какое-то дорогое дерьмо.

Он занял свое место напротив меня, и, поскольку я официально закончил и больше не нуждался в нем, я расслабился, откинулся назад и положил лодыжку на колено, прежде чем откровенно сказать:

— Ты мне не нравишься, Роам. На самом деле, если бы у меня была достаточно веская причина для этого, я бы убрал тебя в мгновение ока. Наверное, тебе это тоже нравится. — Роам ухмыльнулся, и я был так рад его позабавить. — Ты играешь в сложную игру. В которой я больше не хочу участвовать. У меня есть планы на себя, и они не включают тебя.

Брови Роама медленно поднялись.

— Вот это уже речь.

— Ты просто похож на парня, который ценит честность, — сказал я, чтобы смягчить ситуацию. — Ничего личного.

— Бизнес редко бывает таковым, — признал он, поднося стакан к губам и отпивая прохладный спирт медового цвета. К моему удивлению, он сказал: — Это настоящий позор, потому что ты мне нравишься, Виктор. Ты самоуверенный засранец, которому нужно, чтобы кто-то сбросил его с пьедестала, но ты мне нравишься. Ты знаешь свою работу, ты ее делаешь и делаешь классно.

Вот это… это меня удивило.

Роам продолжал.

— Я знаю, что ты обо мне думаешь. Я знаю, что ты думаешь о моих мальчиках. Я понимаю. Это сироты и беглецы, бывшие заключенные, гнусные преступники, брошенные и нелюбимые. Они не бандиты в шестом поколении. Не такие чистокровные, как ты. Думаю, для тебя это что-то значит, но меня это никогда не беспокоило. Я собираю их, и знаешь почему?