Он никогда бы и не подумал, что самой ужасной участью для него будет обычная ломка.

[Белиагор: Я бы мог убить тебя уже тысячу раз, пока ты корчишься на полу… Тем не менее, я этого не делаю.]

[Ияков: Ну и долбоёб… Я бы на твоём месте уже давно бы это сделал…]

[Белиагор: Удивлён твоей ненавистью и жаждой убийства… Неужели ты и впрямь считаешь, что смерть есть худшее оскорбление для живого?]

[Ияков: Естественно… А какой вред ты мне можешь нанести хуже, чем просто убить меня.]

[Белиагор: Ха…]

[Ияков: …]

[Белиагор: Времена идут, а «герои» не меняются… Глупое поколение сменяется ещё более глупым… На что ж вам, идиотам, вовсе даётся сила – не пойму…]

[Ияков: Поаккуратней с философствованиями… У меня один так допизделся…]

[Белиагор: Это не философствование, а лишь мой крик… Я боле не в силе жить в таком мире.]

В воздухе появился длинный лазурный клинок, от которого во все стороны исходило мягкое сияние.

[Ияков: Не…]

Лезвие в мгновение ока вонзилось в чешую дракона, и он, издав последний вздох, уронил голову на землю, так и продолжив валяться на подушке.

[Ияков: Нет… Нет…]

Ияков не мог в это поверить… Драка и убийство – единственное, что вообще могло заменить ему удовольствие от наркотиков и сигарет… Теперь же у него не было даже этого – Белиагор просто покончил жизнь самоубийством, а Кипси и не была таким уж сильным врагом.

[Ияков: Сука…]

Парень с длинными чёрными волосами медленно пополз наружу – там где-то сиял солнечный свет. Башня начала потихоньку трещать и рушиться, и даже ванна с подушкой будто тлели.

Видимо, всё это долгие годы держалось на магии дракона.

[Ияков: …]

Всё громыхало и обрушалось, но он всё полз и полз. Перед ним упал какой-то булыжник, потом сзади, ещё один прямо на спину и один на голову.

[Ияков: …]

Его завалило камнями – тысячью булыжников самого разного размера. У него не было сил их расталкивать, у него не было сил даже кричать или материться.

[Ияков: …]

Ему было невероятно плохо, и вместе с этим он чувствовал всю нелепость ситуации.

[Ияков: …]

Так что он просто закрыл глаза.

***

[Ияков: …]

Здесь было темно, пусто, холодно и одиноко.

[Ияков: …]

Как, впрочем, и всегда в жизни Иякова.

[Ияков: …]

Его никогда не любили люди, а он никогда не любил людей.

[Ияков: …]

В детстве у него не было мамы. Отец ненавидел его. Дети воротились от него.

[Ияков: …]

Даже потом с ним общались лишь из-за его силы… Они либо боялись его, либо хотели себе кусочек этого статуса, кусочек этой мощи.

[Ияков: …]

Никто не любил его, так что и он никого не любил… В том числе и себя.

[Ияков: …]

Ияков ведь, и правда, был ужасным, просто ужасным человеком… И будто бы назло это осознавал и сам.

[Ияков: …]

Он всегда чувствовал себя брошенным, ненужным и тупым – невероятно тупым. Он пытался заглушить это чувство дешёвыми удовольствиями, по типу секса, алкоголя, наркотиков, табака и драк, но от этого только становилось больнее, когда это осознание накатывало на его задымлённый разум.

[Ияков: …]

Ияков не понимал, зачем он убил Кипси и спровоцировал Белиагора. И это было крайне жутко: он просто не понимал, что он делал. Им двигала его мечта, его амбиции, его мировоззрение, но они лишь толкали его, а рулить было нечему. Юноша попросту пропил свой интеллект в сладострастии, и осознавать это было больно.

[Ияков: …]

И нет – он не сетовал на судьбу, не злился на детство, не считал себя каким-то особенным отщепенцем или запуганной овечкой, которую никто не понимает.

Наоборот: его все понимали, а он – никого.

[Ияков: …]

Ияков чувствовал себя выставленным на улицу медведем в клетке. Он рычал на всех и пытался дотянуться сильными лапами до проходящих мимо, но они только смеялись над ним.

Они понимали, почему он рычал, но он не понимал, почему они смеялись.

[Ияков: …]

И ведь даже Белиагор: он понял, что в убийстве Ияков видел превосходство, видел могущество, видел выражение своего «героя», про которых любил говорить дракон.