[Ияков: …]

Ияков дожевал последнюю семечку, сплюнув шелуху себе под ноги, и двинулся вглубь города, пряча свой лик. Нет – его никто не искал. Как он и рассчитывал, стражники у ворот просто побоялись признаться начальству в своей некомпетентности, и ему всё сошло с рук. Наверняка, им было очень неприятно, что их заставил так прогнуться обычный пастух.

[Ияков: …]

Солнце слепило также, как и тогда: ярко и пресно, словно Ияков бродил по страницам какой-то разукрашенной книги, а не по реальному городу. Слава богу, не было дождей.

Хоть раньше холм, на котором располагался Рибл, и помогал его жителям избегать потоков воды, то теперь вся эта конструкция нарушилась, и неподалёку от города даже образовался целый прудик, в который тут же накидали рыбы из такой далёкой речки.

Беднякам из трущобы, конечно, весело не было, но теперь хоть рыбный промысел был возможен в долгосрочной перспективе.

[Ияков: …]

Но хватит разглагольствовать о Рибле, всё-таки история у нас про Иякова.

[…: …]

Стоп, а куда он делся?

***

[Ияков: Здравствуйте, я слышал, что у вас сейчас есть свободные рабочие места?]

[???: Вай-да калимхай! Пастушья харьбала!]

Под тканным навесом, весь усеянный бумагами сидел смуглый мужчина со сгорбленным носом, чёрными курчавыми волосами и плотной монобровью. Он только и делал, что вытирал со лба пот, пытаясь разобраться в этом множестве документов на столе. К тому же дул ветер, так что он панически каждый раз хлопал по бумаге, когда она пыталась улететь прочь.

[???: Ты работать можешь, харьбала?]

[Ияков: Могу.]

[???: Вот молодцебала! А то здесь одни пидорбала!]

[Ияков: Так я…]

[???: Так, харьбала, не пудри мне тут калмайнан! Вон те мои аркамы, к ним иди – они путь покажут.]

[Ияков: К кому?]

Хоть мужчина и тыкал в сторону, где толпились люди, кого именно он называл «аркамами» было непонятно. По крайней мере, это был кто-то живой.

[???: Да твою ж назар! Вон те мои аркамы, кто в стали стоит, видишь, харьбала?]

[Ияков: Воины что ли?]

[???: Я этот ваш хуйпеньтонский не пойму, катись отсюды, харьбала!]

[Ияков: Ладно.]

Приняв из протянутых рук мужчины молоток и гвозди, Ияков молча проследовал к толпе. Там, и правда, стояла, пара смуглых стражников.

[Стражники: Делай.]

Ияков всю свою жизнь думал, что это он был немногословным, но эти ребята, видимо, хотел его в этом превзойти. Хотя, судя по тому мужику, их язык они не то, чтобы сильно знали, так что лучше уж так, чем бесконечные «бала».

[Ияков: …]

Работа здесь была самая, что ни на есть, банальная: скоро должен был пройти парад, и император собирался взойти по лестнице на самую вершину Рибла, и оттуда провозгласить о своём величии. Ранее холм теперь как раз выглядел так, что одна сторона была до ужаса крутой, а другая – пологой.

Как ни странно, для подъёма Сифиз избрал именно крутую сторону, на которой ничего кроме развалин толком-то и не было. Одним занимались тем, что укладывали ступеньки, а другие воздвигали заграждения. Да – работы было полно, так что и людей нужно было прямо-таки огромное количество. Именно поэтому и появилось объявление о том, что набирали сюда всех, кто хотел, а платили по окончанию в два раза больше, чем обычно на таких работах.

[Ияков: …]

Лучше места для того, чтобы разведать именно церемонию, найти было трудно. В конце концов, таким образом Ияков не просто видел тропу, а лично её строил.

Он приблизился к кучке кирпичей, аккуратно уложенных кубом, и начал тихонечко и последовательно раскладывать их вместе с остальным множеством людей по склону. Она не была такой уж широкой: по ней максимум могли пройти два человека, да и то: не самые широкоплечие.

Ограждения тоже были не особо большими: скорее они были декорацией, чем какой-то мерой безопасности.

[Ияков: …]

Ияков понял лишь то, что восходить по этой лестнице собирался не весь легион императора под фанфары, а только он. К тому же, тот не особо волновался по поводу покушений – видимо, он, и правда, был очень сильным псилактиком.

[Ияков: …]

Это было удручающе осознавать. Раз его нельзя было убить, тупо воткнув нож в горло, надо было как-то выкручиваться из ситуации.

[Ияков: …]

Ияков уже изрядно вспотел: больше от жары, чем от труда, но всё-таки. Рубаха у него была плотная, да и меч, нагревшийся под пекущим солнцем, знатно так обжигал голую спину.