Отец, высокий и плечистый, сидел рядом. Когда он двигался, то золото вышивки на обшлагах его тёмно – синего кафтана царапало бархат, а новые кожаные сапоги поскрипывали. Сын не смел поднять глаз на его широкое, обветренное лицо, а сидел, уставившись на шляпу, лежавшую у отца на коленях.

– Мой сын – способный мальчик, но женское воспитание дома совершенно испортило его, – говорил отец. – Моя жена – добрейшая женщина, но она не отдаёт себе отчёта в том, что чрезмерной любовью губит его. Я же часто бываю в отъезде…

– Так уж бог создал матерей! – развёл руками директор. – Но вы не беспокойтесь, господин Шанталь, мы справимся с этим. Вы верно слышали о сыне господина графа Розье? С ним была точно такая же история. Он провёл четыре года в нашей школе и теперь является примером учтивости и образованности.

– Я потому и выбрал вашу школу, – продолжил отец, – что она даёт образование, достойное дворянина.

– Да, да, – подхватил директор, – фехтование, верховая езда, латынь, греческий – всё, что надо для того, чтобы блистать в обществе!

– Ваша школа славится отменной дисциплиной…

– Да, да, дисциплина – прежде всего!

Друду беседа отца с директором казалась бесконечной, но, когда она закончилась, он вдруг понял, что не готов с ним расстаться. Однако, когда отец наклонился, чтобы попрощаться и спросил, не хочет ли сын что-нибудь ему сказать, Друд изобразил ледяное равнодушие, хотя сердце его разрывалось. Если бы он мог пересилить свою гордыню, то бросился бы отцу на шею, обхватил руками большую родную голову в длинноволосом тёмной парике и попросил прощения. Вместо этого он промолчал. Не дождавшись от сына ни слова, отец поджал нижнюю губу, так что в углу рта образовалась горькая складка, и, кивнув директору, вышел вместе с ним. Эти минуты стали самыми тяжёлыми. Если бы не больная нога, гордыня Друда, возможно, была бы побеждена, а прощение испрошено и получено. Однако, когда он созрел до мысли броситься вслед и дохромал до середины лестницы, драгоценное время ушло. Чтобы никто не догадался о его порыве, Друд вернулся в кабинет директора. Когда сам хозяин кабинета, маленький круглый человечек в новеньком парике, обильно посыпанном пудрой и потому резко контрастировавшим с его багровой физиономией, вернулся, то обошёл два раза вокруг табурета, на котором сидел мальчик, и сказал, потирая пухлые ручки:

– А мы, стало быть, сударь, спесивы. Это крупный недостаток, сударь. Но ничего, мы это исправим, исправим…

Затем он позвонил в колокольчик и вызвал надзирателя, чтобы тот отвёл «господина Шанталя» к другим ученикам. Надзиратель доставил Друда на задний двор школы, окружённый высоким забором. Во дворе резвилась целая толпа мальчиков. Как только новенький остался один, к нему сразу же направился высокий худощавый подросток с настолько жидкими и бесцветными волосами, что сквозь них просвечивала голова. Глаза у него были бледно – голубые, а брови и ресницы – светлые. За подростком бежали пять – шесть мальчиков разного возраста, видимо, составлявшие его свиту.

– Я – Гай Любильер, владетель Мерей. «А вас как зовут?» —спросил подросток церемонно.

– Меня зовут Друд… То есть Дэвид – Рудольф Шанталь.

– Надеюсь, вы дворянин?

– Да.

– Хорошо, что вы не из этих новых богатых выскочек. У ваших родных есть имение?

– Есть, возле Дьюри – Гентона. Называется «Клёны».

– Приятно слышать, что благородный дворянский род сохранил своё имение. Увы, знатность нынче не в чести. Богатые безродные выскочки скупают дворянские гнёзда у разорившихся семейств, как будто, захватив их, они приобретут соответствующие ум, благородство и манеры. Нет, что предаётся по наследству, то передаётся по наследству. Вы согласны со мной?

– Да, – неуверенно сказал Друд, потому что чистота его дворянской крови была сомнительная. Дело в том, что его отец, богатый и незнатный, приобрёл дворянский титул, женившись на его матери, знатной, но бедной, а заодно и выкупил заложенное имение.

– Вы мне нравитесь, Шанталь. Будем друзьями. Можете называть меня по названию моего имения – Мерей, – милостиво разрешил Гай Любильер.

В знак своего благоволения новоиспечённый друг послал одного из мальчиков своей свиты принести Друду стул, и стал расспрашивать его о домашней жизни. Новичок не посмел утаить из своего прошлого почти ничего, за исключением слёз и чувства вины перед отцом.

– Прыжок с балкона в доказательство своей правоты – это сильно, – одобрил Мерей. – И не переживайте из-за того, что вы сюда попали. Скоро вы поймёте, Шанталь, что здесь не так плохо, как кажется.

3. Друд ищет приключения и находит их

Первые дни Друда мучила необходимость всё время быть на людях: днём – в шумных классах, ночью – в дортуаре с кроватями на двадцать человек. Однако вскоре он привык, чему немало способствовала его дружба с Мереем. Мерей был самым богатым и знатным мальчиком в школе. В классе он сидел за самым последним столом и ничему не учился, кроме музыки, верховой езды и фехтования, необходимых для успехов в обществе. Мерей частенько нарушал дисциплину и дерзил учителям, считая их существами низшей породы, так как они работали за жалованье. Выкинув очередную злую шутку, он говорил: «Пусть терпят! В конце концов, мучаюсь же я, слушая их бредни, лишь бы они не остались без работы, так пусть и сами помучаются!»

Как признанный лучший наездник и фехтовальщик, Мерей вызывал глубокое восхищение всех мальчиков школы. Некоторые из них тенями следовали за ним, хотя он часто не останавливался перед тем, чтобы выказать им своё пренебрежение. Друд сразу попал под обаяние Меррея. Сам он заслужил благосклонность главного школьного светила тем, что мог составить ему пару в спортивных упражнениях, в то же время несколько уступая в силе и ловкости, а также умел занимательно рассказывать об охоте.

В классе Шанталь прочно обосновался на заднем столе среди других бездельников. Сначала он плохо учился по общеобразовательным предметам, чтобы насолить отцу, а затем по привычке. Впрочем, кроме предметов, увлекавших его кумира, Друд большое внимание уделял красоте почерка, изрисовав своими вензелями латинский словарь, а также иногда начинал ненадолго проявлять усердие в занятиях математикой, к которой у него были хорошие способности.