(Эти, как и многие другие высказывания Аркадия Михайловича, которые он излагал менторским тоном насмерть перепуганной Галине, не совсем соответствовали действительности, но ей-то откуда об этом знать было?)

– Вас, Галина, – уверенно продолжал Шмелевский, – вместе с вашим любовником-подельником ждёт тюрьма, если вы не одумаетесь, как он, и не дадите мне правдивые показания. Вы обвинили невиновного человека в совершении тяжкого преступления, а это очень серьёзно… Ну вот, а теперь, пожалуй, я пойду…

– Стойте, – слабо вскрикнула Галина. В её лице не было ни кровинки, словно его белилами намазали. – И что же мне теперь делать? Я в тюрьму не хочу, – она поёжилась так, будто ощутила уже затхлый запах тюремной камеры.

– Понимаю и сочувствую, – Аркадий Михайлович, поднявшись было с кушетки, присел на прежнее место. – Всё, о чём я вам только что рассказал известно пока только мне, к следователю я ещё не ходил. Ну, с ним я сам всё улажу. А вы будете делать то, что я вам скажу. Для начала объясните дочке, что теперь ей нужно сказать следователю, что это ей всё только показалась от испуга. Представьте, девочка просыпается, а у кроватки её какие-то чужие дяди толпятся (это были милиционеры, вызванные Галиной на «место преступления») Ну а вы, поверив испуганной дочке, разозлились на мужа, но теперь, когда всё успокоилось, всё разъяснилось, восстанавливаете справедливость в отношении ни в чём не повинного Викентия Павловича.

– А как же маечка… ну, со спермой…

– Это я тоже улажу. И последнее. Через три дня, не позже, вы должны мне передать семьсот рублей как раз для улаживания дела, поняли?

– Сколько? – у Галины глаза на лоб полезли. – Да где ж я возьму такие деньги?

– Ну, это уже ваши проблемы. Не достанете – тюрьма, так и знайте. Поговорите с вашим фармацевтом, ему ведь тоже грозит срок и не малый. Соберёте. А по вручению мне денег, тотчас же уезжайте в Суздаль, предварительно выписавшись из квартиры. И непременно оставьте заявление, что согласны на развод без предъявления к Викентию Павловичу каких-либо материальных и иных претензий. И если хоть что-то вы сделаете не так, помните, вас изобличающие документы находятся у меня, и я могу пустить их в ход в любое время. Вот теперь всё. Вы меня поняли, надеюсь?

Вскоре Викентия Павловича выпустили на свободу, сняв с него все обвинения. А Аркадий Михайлович положил себе в карман изрядную сумму из тех семисот рублей, что вытребовал на улаживание дела. И ещё триста вручил ему Викентий Павлович за услуги по защите его интересов.

5

Роза Семёновна Стук скончалась. Её истрёпанное ещё ленинградской блокадой сердце слишком устало.

Аркадий Михайлович воспринял эту смерть чисто прагматически. Старушку, конечно, было жаль, в должности заведующего юридической консультации она более чем устраивала Шмелевского. А устроит ли его тот, кто сменит Розу Семёновну? И вообще, кто им будет?

Выбор пал на Артура Лазаревича Шапталу, человека настолько безликого, что о нём ничего и сказать нельзя было. Разве что он неплохо разбирался в хозяйственных спорах.

Аркадий Михайлович в приватной беседе с новым начальником выхлопотал себе возможность не торчать в консультации на приёме населения, выслушивая нелепые, а порой и откровенно глупые просьбы. Взамен своей вольницы он гарантировал приносить в общий котёл хорошие деньги. Артур Лазаревич не возражал. На том и порешили.

Однажды поздним сентябрьским вечером, когда Аркадий Михайлович, в последний раз просмотрев материалы дела, по которому ему завтра надлежало выступать в суде, собирался уже на боковую, в дверь позвонили. Настойчиво, нетерпеливо и от нетерпения пришелец даже стал стучать по дверному косяку. Не хватало ещё, что кто-то там за дверью заголосит на весь подъезд, призывая скорее открыть двери, недовольно проворчал себе под нос Аркадий Михайлович, окинув щеколду.

На пороге своей квартиры он увидел тяжело дышавшего, чем-то сильно встревоженного Борю Евтохина по кличке «Коцаный». Тотчас, как только двери открылись, Коцаный ввалился без приглашения в квартиру и, не здороваясь, объявил:

– Шмель, нужна твоя помощь. Срочно…

Немногим позже из протокола осмотра места преступления, с которым Аркадия Михайловича любезно ознакомил опер Саша Поляков, за версту чуявший свою выгоду, Шмелевский, в частности, узнал следующее.

«… рядом с открытой дверью в комнату на полу в луже крови лежит труп хозяина квартиры Серебрякова; стены и стол обрызганы кровью. На трупе имеется восемь колото-резаных ран в области горла, головы и других жизненно важных органов.

На столе стоят две пол-литровых бутылки из-под портвейна «Три семёрки», два стакана, две тарелки с остатками закуски и две вилки. На поверхности стаканов имеются чёткие отпечатки пальцев, на ещё одном стакане, находившемся в мойке на кухне, имелись слабые окрашенные в бурый цвет отпечатки пальцев рук…»

Вот эти-то слабые, окрашенные в бурый цвет отпечатки и напрягли братву, заставили обратиться за помощью к адвокату.

– У тебя водка есть? – спросил-выдохнул Коцаный. Эту кличку свою он получил из-за угреватого лица ещё по малолетке, так она к нему и прилипла, хотя теперь лицо его было вполне чисто.

Аркадий Михайлович, мягко говоря, был не слишком доволен эти неожиданным полуночным визитом, но смирился со своей участью. Адвокат, как врач, востребован в любой час суток. Он принёс бутылку «Московской», налил сразу полстакана, зная, что Коцаный меньшей дозе обидится. Но на сей раз и полстакана ему было мало, он попросил долить до краёв. Значит, дело серьёзное, решил про себя Аркадий Михайлович и присел за стол напротив своего незваного гостя.

Коцаный выпил, усердно задышал хищными ноздрями, одна из которых была слегка порвана в давнишней драке. На закуску – колбасу, сыр, – даже не взглянул.