Первое: эпилептоиды, хоть и стараются избавить себя от информационных перегрузок, всё же не справляются с этой задачей – слишком много вокруг них неуправляемых ими социальных процессов. Поэтому они почти всегда находятся в информационном стрессе. Посмотрите на улицы и дороги большого города накануне уикенда: толпы эпилептоидов, «пеших и конных», устремляются в пригороды, а то и куда подальше, чтобы хотя бы два дня в неделю пожить в атмосфере информационного безмолвия.

Что для эпилептоида огородная грядка, поплавок на озёрной глади, рубка дров и непромышленный сбор ягод, как не возможность упростить до примитива технологию труда, избавить себя от отупляющих и раздражающих сложностей повседневной жизни.

Но не всем везёт, не все могут переключиться на огурчики, клубнику и плотву. Более вязкие, более загруженные лишней информацией, чем остальные, не довольствуются простым переходом от сложного умственного труда к примитивному физическому. Им нужен «экстрим». Им необходимо взобраться повыше и сигануть оттуда в бездну, долго не раскрывая над собой парашюта. Тогда ещё, глядишь, ненадолго отпустит, уйдёт противная головная боль, хандра и сводящая скулы скука.

Примером подобной цепи эмоционально-поведенческих реакций (информационная атака, с которой нет возможности справиться интеллектуально – тревожное напряжение – экстремальное поведение) может служить эпизод из популярного кинофильма Эльдара Рязанова «Ирония судьбы» (1975 г.).

Один из героев картины, Ипполит, в жизнь которого, в его отношения с любимой женщиной непрошено ворвался «московский гость» Лукашин, раздражается до бешенства, садиться в автомобиль и гоняет по ночному Ленинграду, по замерзшей Неве до тех пор, пока не наступает эмоциональная разрядка. Затем Ипполит успокаивается почти до апатии, до эмоционального отупения. Так рискованное поведение избавляет эпилептоида от «воспаления мозга».

Второе объяснение учитывает стремление эпилептоида к контролю над ситуацией. Да, если мозг требует разрядки – тут уж никакие страхи не в счёт. Но эпилептоид и к экстриму готовится тщательно: изучает маршруты, условия, проверяет экипировку, внимательно отслеживая каждую мелочь. Тем самым он обеспечивает себе, в значительной мере, рассчитанный, управляемый риск. И от этого его восторг от раскрытия парашюта только усиливается.

Нет, он не стал игрушкой в руках природы – он «покорил небо»! Эпилептоиды стремятся вновь и вновь испытывать это «двойное» удовольствие: вначале леденеть от сознания своей слабости и хрупкости, а затем, взяв рычаги управления в свои руки, переживать бешеное наслаждение, ощущая себя полновластным хозяином положения, сильным и всемогущим, как Господь.

Отдельного разговора заслуживают организаторские способности эпилептоидов. Организация, как управленческая функция, предполагает: во-первых, распределение участков индивидуальной ответственности (компетенций) между исполнителями производственного задания. Во-вторых – снабжение каждого работника оптимальным набором технологий, инструментов и ресурсов.

Кому, как не эпилептоидам, с их врождённым чувством территории, с их неизбывным стремлением к «зонированию», потребностью экономить ресурсы, умением использовать всех и вся (и людей, и предметы) с наибольшей эффективностью, заниматься организацией? Не существует не только лишних вещей в занимаемом эпилептоидами пространстве, но и лишних людей вокруг них. Каждому они найдут место в соответствии с его возможностями.

Вообще, эпилептоид убежден, что поставленная цель достигается правильной организацией труда, и что те, кто понимают это, успешны всегда и во всём.

Вместе с тем, у ярко выраженных эпилептоидов организаторская жилка может быть слегка подпорчена их недоверием к уровню профессионализма исполнителей.

Эпилептоиду трудно угодить. Он предъявляет к профессионалам повышенные требования, и часто бывает ими недоволен. В подобных случаях эпилептоид, нехотя (энергии-то маловато), но хватается буквально за всё сам. Отстранив подчинённых, решает задачи исполнительского уровня.

Поэтому люди с таким характером редко становятся крупными руководителями. Им сподручнее управляться с маленьким коллективом, сплочённым и организованным наподобие «стаи», «семьи». В больших организациях они незаменимы как руководители среднего и, отчасти, первичного звена.

Ещё одна функция управления, с которой эпилептоиды справляются лучше всех, – контроль. В советские времена в общественном транспорте повсеместно красовалась надпись: «Лучший контролёр – совесть пассажира!» Эпилептоидам смешно: «Ну-ну». Действительно, лучший контролёр – это эпилептоид: подозрительный, устойчивый к лести, знающий все возможные способы обмана, но предполагающий, что существуют и другие, неизвестные ему, и оттого ещё более настороженный.

Разумеется, контроль актуален не только при проверке проездных билетов. Руководитель-эпилептоид уверен, что его подчинённые ловчат, норовят обмануть – сделать меньше, а истребовать больше; ведут против начальства «партизанские войны», «подсиживают», «копают»… Он испытывает потребность не упустить их из виду, не стать их наивной жертвой, проверять даже самых доверенных сотрудников. Всё это приводит к тому, что функция контроля реализуется неформально.

Постановка цели перед коллективом, как управленческая функция, эпилептоидам доступна лишь в аспекте планирования, прогнозирования предстоящей деятельности.