Так что дороги, мосты, здания, ракеты, политические партии и прочее, и прочее, что требует трудолюбия, социальной смелости, настойчивости и участия большого количества людей, строят паранойялы. Ну, а козни строят… эпилептоиды.

Чтобы стало совсем понятно различие этих радикалов: эпилептоид с удовольствием и мастерством вяжет свитер, паранойял – создаёт трикотажную промышленность.

Внешние признаки паранойяльного радикала. Специфического паранойяльного варианта телосложения не существует. Начнём сразу с оформления внешности. Увы, очевидных признаков паранойяльности не так много, но они всё же есть.

Паранойялы всем стилям предпочитают классический (они, собственно говоря, являются и его вдохновителями, и основными потребителями). И не только в одежде. У этого стиля есть три, как минимум, качества, созвучных паранойяльной тенденции. Первое: он выдержал испытание временем. Второе: его признаёт большинство людей, он понятен и близок массам. И третье, главное: классический стиль в мировой культуре отражает совершенно определённую социальную позицию – безусловный приоритет общественных целей и ценностей над индивидуальными. А это – основа паранойяльной этики[42].

Паранойял выбирает причёску, одежду, обувь строгого, без излишеств, классического стиля. В понятие «классический костюм» сегодня входят пиджак и брюки, рубашка с галстуком консервативной расцветки. В разные времена и в разных социальных группах «классический» набор предметов одежды трансформировался. Так, в первой половине 19 века классическим костюмом в Англии считался редингот, с жилетом и панталонами. Позже в Европе в обиход вошли фраки, «визитки», смокинги…

Но всегда классический костюм отличался рядом характерных и неизменно присутствующих в нём особенностей. В костюме этого стиля, в отличие от спортивного, отсутствует агрессия (точнее, агрессивность индивида). Отсутствует также истероидная яркость и, стало быть, претензия на исключительность.

Классический костюм, с его тенденцией к унификации формы, с его прочным внутренним «каркасом», с его прямыми углами, отсутствием излишеств, украшений, заряжен социальным, а не индивидуалистическим содержанием. Он отражает уверенную, консолидированную силу общества и, соответственно, готовность служить его интересам, общественному благу. Он воплощает консерватизм, респектабельность и властность.

Предлагаю считать, что в любом художественном стиле отражены – в той или иной степени, теми или иными средствами – различные типы социальных отношений. А основных таких типов – три.

Первый – когда признаётся, что индивид, буквально всем в своей жизни обязанный обществу, должен сделать служение общественным интересам единственным смыслом и целью своей жизни, отречься от себя и раствориться в этом служении.

Второй – когда подчёркивается, что общество немыслимо без индивидов, что оно из них состоит, и поэтому все общественные интересы, в конце концов, должны сосредотачиваться на благе индивида, что общество обязано признавать право индивида на частную жизнь, лелеять его особость и дорожить его уникальностью.

Третий – когда объявляется война между индивидом, не признающим общества, как источника своей жизни и благосостояния, разочаровавшимся в любом общественном укладе, и самим обществом, открыто пренебрегающим таким индивидом.

Ничего, кроме этих трёх вариантов взаиморасположения индивида и социума, и придумать нельзя, по моему разумению.

Художественный стиль, производный от первого типа социальных отношений, логично было бы назвать классическим, от второго – романтическим, от третьего – протестным. Все остальные подварианты, совершенно очевидно, происходят от смешения деталей или выделения частностей из этих трёх базовых стилей.

«Гиперсоциальный имидж» классического костюма прочно укоренился в сознании людей. В комедийном фильме режиссера Ю. Мамина «Фонтан» (1988 год) один из героев в критической ситуации прибегает к его помощи.

Незадачливых руководителей местного коммунхоза, с утра до вечера латающих «тришкин кафтан» петербургских трущоб, вызывают к начальству. Им грозит разнос и позорное увольнение с работы за многочисленные огрехи, аварии и недоделки.

И вот один из них, наиболее сообразительный и расторопный, вместо того, чтобы идти «на ковёр» в повседневной одежде, грязной и бесформенной, как сама жизнь, облачается в белоснежную рубашку, строгий костюм и галстук.

Начальство и напуганный коллектив ЖЭКа готовятся к покаянным саморазоблачениям этих горемык, но вместо этого вдруг видят, как один из них, нарядный и торжественный, взбирается на трибуну и произносит речь, исполненную достоинства и призывов к «новым свершениям».

Секундный шок сменяется восторгом, и вот уже всё собрание, во главе с прежде разгневанным высоким начальником, аплодирует сказанному и вовлекается в стихийный митинг… Люди каким-то шестым чувством понимают, что классический костюм наделяет своего обладателя правом выступать от имени масс. Как же паранойял, жаждущий этого, может обойтись без такого костюма?!