Я кивнул: — Но почему именно эти семь?

— Теперь, когда мы увидели все Чудеса Света, Гордиан, ты, конечно же, понимаешь, почему каждое из них было включено в список.

— Да, но кто первым составил список, когда и почему??

Антипатр улыбнулся. Теперь он полностью проснулся и занялся тем, что ему нравилось больше всего, кроме декламации своих стихов, обучением.

— Список, безусловно, очень старый; он существовал столько, сколько его помнили, а когда я был ребенком я тоже изучал его. Но список в том виде, в каком он дошел до нас, не может быть старше самого младшего памятника, упомянутого в нем. А это, должно быть, Колосс Родосский, сооруженный около двухсот лет назад. Таким образом, список Семи Чудес Света, во всяком случае, в том виде, в каком мы его знем, не старше этого времени.

— Но кто составил этот список и почему?

— Никто не знает наверняка, но у меня есть собственная идея на этот счет. Антипатр выглядел вполне довольным собой.

— Идея? Почему вы никогда не упоминали об этом раньше?

— Прежде чем изложить свою идею тебе или кому-нибудь еще, я хотел увидеть все Семь Чудес Света. После этого мне все равно нужно провести небольшое исследование. Это одна из причин, по которой мы направляемся в Александрию. Надеюсь, я смогу получить доступ к знаменитой библиотеке, где смогу ознакомиться с древними источниками и встретиться с учеными, чтобы определить достоверность моей теории.

— Какой теории?

— Это в общем-то связано с происхождением списка Семи Чудес... — Он кивнул головой в сторону моря. — Вот это, да! Ах, но посмотри туда! Вон туда! Ты видишь?

Впереди нас и немного левее, казалось, прямо над горизонтом сияла яркая звезда, хотя был еще полдень.

— Что это может быть? — прошептал я. Я уставился на звезду, которая вряд ли могла быть звездой, очарованный мерцающим лучом света.

— Ты видишь Фарос! — сказал Антипатр.

— Фарос?

— Он получил свое название от скалистого острова, на котором стоит, в гавани Александрии. город основал Александр, но именно его преемник, царь Птолемей, сделал его великим, построив огромные новые храмы и памятники. Величайшим из них и самым заметным, было, безусловно, сооружение невиданной ранее, возвышающейся башни с маяком на вершине, который указывал безопасный путь кораблям мимо отмелей и рифов к столице Птолемея. Они назвали это маяком. За двести лет, прошедших с момента завершения строительства, подобные башни были построены по всему миру, везде, где морякам требовался высокий маяк, чтобы направлять их корабли, но ни один из этих более поздних маяков даже отдаленно не сравнится по высоте с Фаросским маяком в Александрии.

— Но мы должны быть далеко от Александрии. Я вообще не вижу никакого города.

— Говорят, маяк виден в открытом море на расстоянии трехсот стадиев… по римским меркам, это около тридцати миль или больше.

— Но откуда такой свет? Ведь, никакое пламя не может разгореться так ярко.

— Днем луч маяка создается с помощью зеркал, огромных отражателей из чеканной бронзы и серебра, которые можно наклонять по-разному, чтобы отражать свет солнца. Ночью в башне горит костер, а зеркала усиливают свет, делая его во много раз ярче.

— Замечательно! — прошептал я, не в силах оторвать глаз от мерцающего луча света. Иногда казалось, что он мерцает, искаженный волнами нарастающего тепла и дымкой, нависшей над теплым морем, но свет был сильным и устойчивым, становясь все ярче по мере того, как наш корабль подплывал к Александрии.

Наконец, я начал различать в миниатюре черты прибрежного города - корабли в гавани, городские стены и башни, огромный храм на холме вдалеке - и, что самое примечательное, маяк под названием Фарос у входа в гавань. Сначала мои глаза обманули меня, и я подумал, что Фарос намного ниже, чем был на самом деле. Затем, когда мы подплыли ближе и черты города проявились более отчетливо, я был поражен истинными размерами башни. Я считал, что он должен был быть таким же высоким, как Галикарнасский мавзолей, но он был намного выше, по крайней мере, в два, а может быть, и в три раза.

— Он должно быть такой же высокий, как Великая Пирамида! — сказал я.

Я услышал смешок позади себя: — Ну, уж, не такой высокий, по крайней мере, если верить тем, кто обладает знаниями и инструментами, способными измерять такие вещи.

Я оторвал взгляд от Фароса, чтобы взглянуть на улыбающегося пассажира, который только что сказал эту фразу и теперь присоединился к нам у перил. Его кожа была цвета черного дерева, а на голове не было ни единого волоска, что делало его белые зубы и ожерелье из серебра и лазурита еще более ослепительными. Мне было трудно определить его возраст, но он был немолод; в бровях у него было несколько седых волосков. В его безупречном греческом был элегантный (на мой взгляд, довольно наигранный) акцент высокообразованных александрийцев.

— Меня зовут Исидор, — сказал он. — Простите, что вмешиваюсь, но я случайно подслушал ваш разговор. Вы действительно видели все Семь Чудес Света?

— Совершенно верно, — лтветил Антипатр.

— Как замечательно! В разговоре вы упомянули о библиотеке и своем желании посетить ее.

— Да, — сказал Антипатр.

— Так получилось, что я служу в этой самой библиотеке. Возможно, я смогу помочь вам получить туда доступ… если, конечно, у вас уже есть необходимые учетные данные.

— На самом деле любая помощь, которую вы могли бы мне оказать, была бы очень кстати, — сказал Антипатр. — Позвольте мне представиться. Мое имя - Зотик из Зевгмы, увы, я не знаменитый ученый, а всего лишь скромный наставник молодежи. А это мой ученик… или, лучше сказать, бывший ученик, поскольку Гордиан теперь уже мужчина и вышел из школьного возраста.

— Римлянин? — спросил Исидор.

Я кивнул. Мой акцент всегда меня выдавал.

— Вы служите в библиотеке? — сказал Антипатр. — Я думал, что здешним ученым редко разрешалось покидать Александрию, кроме как по официальным делам, одобренным царем Птолемеем.

— Так оно и есть. Я только что вернулся из путешествия вверх по Нилу. При раскопках нового храма в закопанном кувшине были обнаружены свитки. Они оказались очень древними. Меня послали забрать их, чтобы их можно было оценить, скопировать и занести в каталог библиотеки. —Через одно из его плеч на ремне была перекинута римская капса, кожаный цилиндр для переноски свитков.