Этаж был пуст. Миссис Уайтлоу спала в № 43. Спала как убитая, и все же в какой-то миг ей показалось, что ручка двери в комнату поворачивается.

Харт плюхнулся рядом с водителем, и машина понеслась к полицейскому управлению, Ее несколько раз заносило на поворотах, верзила с трудом удерживал руль.

— Полегче! — буркнул Харт. — Начальство везешь — не дрова!

«Сукины дети. Ничего их не волнует. Лет пятнадцать назад — другое дело. Положи раскрытую пачку сигарет на колено — и ни одна не выпала бы, пока ехали. И Сол тоже… Ему, видите ли, надоело. Можно подумать, мне не надоело. Барнс может всех погубить. Барнс — человек, которого угрызения совести могут толкнуть на любую глупость. Попали между молотом и наковальней. Какой-нибудь умник скажет: раньше думать надо было. Будь у нас возможность выбора, уж сообразили бы. Все крепки задним умом, хлебом не корми — дай посоветовать другому: «А вот я бы…» Слава богу, хватило мозгов не обзаводиться семьей. Сейчас бы рвал на себе волосы. Но свою шкуру тоже жалко! Ох как жалко».

В последнее время, когда у Харта появлялось иногда желание послать к чертовой матери своих защитников, он с удовольствием думал: нет детей, какая удача. Хоть им ничего не сделают. Конечно, и самому жить хочется, чего там крутить. Он и не жил как человек, по существу, никогда. Единственно, что утешало: а кто знает, что значит жить как человек? Семья с идиоткой-женой и без конца вытворяющими всякие пакости детьми — тоже не бог весть какое счастье. Про любящих жен и преданных детей Харт любил почитать в книжках и всегда думал: как умудряются писаки придумывать таких типов. Вот уж фантастика, почище звездных полетов. Но там ври напропалую — никто за руку не схватит. А тут другое дело — семья, быт, все всё знают. Кое-кто, может, и думает: вот не повезло мне, не поперло, бывают же такие жены и такие дети. Дудки! Они и бывают только в книжках великих фантазеров. И все понимают, что читают вранье, а читают. Хоть помечтать. Жена в белом передничке встречает на пороге со словами: любимый, единственный, бесценный… Как там еще завирают господа писатели? Харт и слов-то таких не знает. Или дети. Приходит сын и, вместо того чтобы сказать: старый идиот, все коптишь небо, — говорит: дорогой отец, вот тебе полторы тысячи, извини, что не две, но послезавтра обязательно принесу еще тысчонку; вот тебе еще и чек, может, на лекарства, может, еще на что пригодится. Смехота…

— Приехали, сэр.

— Удивительно, — зло бросил Харт. — А машину изредка не мешает мыть для общего развития. Для общего развития рук, — счел он нужным уточнить, не надеясь на интеллектуальный прогресс верзилы.

— Учту, — покорно проговорил тот.

— Учти, учти.

Харт вошел в дверь. «Как же, учтет он. Да и кто вообще что учитывает? Разве я учту, если кто-то посоветует, особенно с такой же рожей, как моя».

Джоунс сидел в кабинете Харта, вытянув ноги, и рассматривал журнальчик из тех, что мужья прячут от жен, сыновья от родителей, подчиненные от начальства.

— Работаешь? — миролюбиво поинтересовался Харт. Джоунс вскочил, неловко запихивая журнальчик в задний карман. — Как успехи? Закончил классификацию ж..? Только не красней! Этого еще недоставало. Такая литература требует мужества. Помню, у нас в школе малый был один, тоже все время мусолил эти дела. Его как-то учитель спрашивает: «Ты подготовил Уитмена?» — или Суинберна… не помню уж

кого. «Нет, говорит, не успел». — «Да что ты? Вот досада! — изумляется учитель. — А что это ты там читаешь?» Все думали, парень начнет засовывать под парту злополучный журнал (маленький такой, как книжечка), а он возьми и протяни учителю. Тот взял, повертел и возвращает со словами: «Довольно необычная тема, и образы тоже любопытные. Почему, — говорит всем, — я вас заставляю учить стихи великих поэтов? Чтобы у вас появилось мужество жить. А вот у него, — учитель кивнул на парня с журнальчиком, — мужество уже есть. Прожить жизнь без грехов нельзя. Но будьте любезны находить в себе смелость признавать ваши грешки. Ему смелости не занимать. Так что с легким сердцем ставлю ему высшую оценку. Неважно, кто что читает. Важно, какие выводы делает». Понял?

— Пожалуй, вы правы, сэр.

Харт сел, забросил фуражку в угол, снял браслет с часами, положил их перед собой и спросил:

— Звонили?

— Звонили, сэр. Четыре раза. Сказали, срочно. Сказали, как появитесь, чтобы тут же, сами знаете кому.

— Считай, я еще не появился. Принеси промочить глотку, потом и появлюсь.

, Не нравится ему этот звонок. Вообще все не нравится. Такое ощущение, что дело дрянь. И главное, не выйдешь из игры. Может, добраться до какого-нибудь островка, из тех, что и на карте не видно, и мирно дожить там? Нет. Достанут! Это — раз. Потом, он не может бросить Сола. Сол и так по уши в дерьме. С дочкой — одно расстройство. С деньгами пролетел вчистую. В вечном страхе. Барнс тоже, в сущности, неплохой парень. Хотя если кто их и погубит, так это Барнс. И миссис Уайтлоу. Зачем она влезла в эту кашу? Такая милая, располагающая к себе женщина, хваткая, не глупая. Честное слово, когда он впервые ее увидел, подумал: чем черт не шутит? В конце концов, ему не сто лет.

— Ты — метеор, Джоунс. Благодарю.

Харт отхлебнул пива и неохотно набрал код. Нажал тумблер режима засекречивания и тут же услышал знакомый голос, с металлом и елеем одновременно:

— Вы на режиме?

— Разумеется, сэр. — Глазами Харт показал Джоунсу, чтобы он убрался из кабинета.

Харт не доверял Джоунсу? Наоборот, полностью. Просто он был уверен: лучший способ не проболтаться — ничего не знать.

— Оправдались паши худшие предположения…

Харт слушал, закрыв глаза, и думал: «Ваши худшие предположения? Сволочи. Теперь начнется чистка. Тотальное иссечение метастазов, как говорит Гэнри. Причем эта лиса скажет, что при любых операциях скальпель хирурга меня не коснется. Рассчитывает, что я поверю? Нет, конечно же нет. Он ушлый парень и понимает, что я не верю ни единому его слову. И тем не менее будет уверять, что отношение ко мне особое. Правильно, потому что в глубине души я все же надеюсь, что меня в жертву пе принесут. И он понимает, что я надеюсь. Когда оба лгут, то, как пи странно, получается честная игра — честная игра наоборот. Если точно знать, что «нет» партнера означает «да», а «да» — это «нет», то с ним можно прекрасно договориться».

— …Наши худшие предположения, — бубнил голос. — Миссис Уайтлоу идет верным путем. Думаете, те несколько дней, что ее не было в Роктауне, она посвятила дочери или любовникам? Ничего подобного.

«Про дочь знают. И вообще вся сетка ее контактов — бытовых, родственных, дружеских, любовных — у них на руках. Обычное дело. Плохо, что дочь у них в поле зрения». Почему плохо? Харт не смог бы ответить на этот вопрос. Плохо, да и только.

— Вы слушаете? — с раздражением прервал размышления Харта голос.

— Разумеется, сэр. — Харт плюнул на пол. — С неизменным вниманием, сэр!

— Миссис Уайтлоу ездила в военный архив. Ее интересовали документы, начиная с января сорок пятого и до конца года. Только тихоокеанская кампания. Харт, вы с вашими дружками оказались глупее одной бабенки. Обидно! Обидно не то, что она оказалась умнее, несмотря на длинные ноги и волосы. Обидно другое: нам нужно что-то делать, и делать быстро. Чистка неизбежна! (Харт поморщился.) Каков ее объем, решим на месте. Хотелось бы выслушать ваши соображения по этому поводу.