Анри прикрыл глаза, словно ему было трудно выдерживать её взгляд:

— Так… Ограниченная серия кулонов на день весеннего равноденствия. Алая роза на светлом янтаре. Подвеска из серебра. Защитное напыление из алюта — через полгода грянул скандал с потенцитовой интоксикацией у женщин, носивших эти кулоны. Скандал еле замяли. Шумихи в газетах удалось избежать — храм взял под свое крыло всех пострадавших лер. Оказалось, что алют легко стирается и не защищает от потенцита. Правильно? — он резко открыл глаза, потому что Андре снова поцеловала его в щеку:

— Анри, ты чудо! Алют! Его мы не пробовали. Его в списке применяемых добавок для потенцита не было. Все-все-все, я помчалась — надо заказывать алют.

Она вскочила, готовая бежать, а потом оглянулась на Анри и вспомнила:

— Так… Если не Каеде тебя сюда вызвал, то что тебя сюда привело? — она заставила себя сесть обратно. Никогда нельзя забывать тех, кто рядом. Он выслушал её, она просто обязана помочь ему: — Анри? Что случилось?

Он криво улыбнулся, засунул себе под спину подушку и, заложив руки за голову, откинулся обратно на стену:

— Я сегодня ночью вел переговоры с Тальмой. В том числе и со своим сиятельным кузеном Эдвардом. Линия закрытая, так что говорили откровенно. Эдвард готовит свой манифест на коронацию. Он сказал, что решил ограничить королевскую власть и отдать всю тяжесть правления премьер-министру.

Андре поперхнулась воздухом:

— Отец… Точнее лер Блек дожал его? Но как… Я думала, его реформа провалилась. Конституционная монархия — оте… Лер Блек ею бредил. Он Грега из-за реформы не пожалел. У него все вышло? Но почему…

Анри медленно кивал, подтверждая каждое её слово:

— Лер Блек воспользовался ситуацией поднятия нежити на похоронах короля Артура. Он заставил некроманта вызвать его душу, ведь что-то заставило короля вернуться с того света. Что-то очень важное! Поскольку почти все маги были заняты в крипте, упокаивая остальное королевское семейство, остановить Блека было некому — у Эдварда мало поддержки среди главных родов. Перед всеми сиятельными, и так разозленными потерями близких в бойне в Золотом квартале, умерший король сознался в вызове демона. Лера Блека вместе с некромантом сперва отправили в тюрьму, потом вытащили оттуда, потом долго вели переговоры… Знаешь, что самое обидное?

— Что? — Андре всерьез задумалась, что так могло задеть Анри в данном случае. Он подался вперед, заглядывая ей в глаза, и проникновенно сказал, как признаются в любви:

— В Тальме нет конституции. — Он снова улыбнулся и откинулся на стену. — Вам её только предстоит написать вместо кучи сводов законов, вместо ваших прецедентов и прочей ерунды. В Тальме нет принца, бредившего ограничением королевской власти. В Тальме, проклятье её задери, есть король, рвущийся к власти даже через труп отца. А в Вернии есть я, в Вернии есть конституция, и какого демона все достается Эдварду, а не мне? Вот пожаловаться на несправедливость этого мира я и приехал сегодня к тебе. Меня даже Лепаж не понимает. А ты? Ты понимаешь?

Андре снова обняла его:

— Я тебя понимаю. Я очень хорошо тебя понимаю.

— Заключить, что ли, морганатический брак тайком…

— И где ты найдешь невесту?

Анри пожал плечами:

— Вот с этим и проблема. От власти я сбегу, но от супруги-то не сбежать. — Он осторожно потянулся с Андре, заставляя её судорожно вспоминать, где её любимый ключ, и бережно поцеловал висок: — будь осторожна, когда меня не будет рядом. Не попадись на глаза инквизиторам. Держись Каеде — он постарается тебя защитить, а мне пора. Надо искать вам алют и запасаться динамитом для взрыва всех монастырей Ондура. Одно хорошо — войну Ондуру уже объявлять не придется. Мы уже… Воюем. — он сжал челюсти так, что по лицу заходили желваки.

Марк, нацепив на руку магблокиратор — снайперы с ондурской стороны влет снимали всех, сияющих эфиром, — осматривал из укрытия полосу ничейной земли: голодную, кипящую злостью к выжившим, мечтавшей убить каждого, кто ступит на неё.

Обломанные деревья, воронки, полные воды, пустые окопы, из которых пришлось отступить, далекая колючка и людское, прячущееся в окопах море, молящееся богам.

Гремели мортиры, земля вздымалась и кричала от боли, хотелось сжаться в комок и бежать как можно дальше отсюда.

Марк знал — лишние души, запущенные кем-то сюда, стихли еще прошлой ночью. Их пожрал голодный эфир, он ел все — жизни раненых, которых бросили после атаки, силы земли, силы деревьев, он впитывал страхи и боль солдат в окопах, он запускал черные щупальца в мертвецов, заставляя их мечтать вернуться домой. Он жирел на людском горе и готовился атаковать живых.

Одна ночь. Одна ночь до новолуния. Если сегодня эти венценосные твари не договорятся о перемирии и не запустят на ничейную землю инквизицию, то в новолуние проклятье полностью созреет. Даже сейчас, без доступа к эфиру, Марк чувствовал, как гулко бьется где-то в дымном мареве формирующееся сердце проклятья. Если с ним не совладать сегодня, то в новолуние из ничейной земли рванут немертвые твари, готовые рвать и уничтожать все на своем пути.