Шрифт:
Вибрация от стекла разносится через пальцы вверх по запястью и дальше через все тело.
Напиток совсем не хочет проглатываться. Жмурюсь от пузырьков непослушным стадом ударивших в нос. На глазах выступают слезы. От шампанского, конечно.
—А теперь быстро все на улицу! — командует папин брат под первые залпы салютов за окном. —Молодежь, вы первые обуваетесь! Нас много, поэтому живенько!
Часть толпы высыпает в коридор, пытаясь разобраться, где чья куртка и какой ботинок правый.
Естественно, я не могу сделать и шага. Тело как парализованное. В голове невзлетевшим салютом катается по полу и искрит сотня эмоций.
Невыносимо хочу встретиться с ним взглядом. И больше всего боюсь этого.
Чуть задерживаюсь за столом, отказываясь от руки помощи Вани. Хочу поравняться с Вильгельмом и заговорить, когда он будет выходить из-за стола.
Но спешит одеваться вместе со всеми, даже не глянув в мою сторону. Вместо этого болтает с двоюродной сестрой, которая, похоже, снова переориентировалась с Мишки на Вила.
Она что-то живо рассказывает ему, включая обоняние на полную. Вил кивает и улыбается фирменной самодовольной Фишер-стайл улыбочкой. Такая перевернутая ухмылка, когда человек сам от себя прется.
Жадно сканирую любимую фигуру.
Радует, что за месяц от ссадин практически не осталось следов, да и в целом он выглядит очень хорошо. Волосы отросли длиннее обычного и небрежно уложены назад.
Он одет в черный лонгслив и брюки, только вот почему-то не хватает кулона. Как всегда выглядит подтянутым и крепким. В последнюю нашу встречу на него больно было смотреть, а еще больнее осознавать, что мне пришлось сказать ему в ту ночь.
Меня топит чувством вины, а с другой заливает радостью от того, что он здесь.
По-любому знает, каким взглядом я сейчас смотрю ему в спину, но виду не подает. Полный игнор. В моем же доме. Вот же сучонок своенравный!
Меня подняло потоком счастливого ветра на невероятную высоту, а затем им же шмякнуло о твердую землю.
Продолжаю истуканом стоять в гостиной. Слышу, как вся компания шумно спускается по подъездной лестнице на улицу, смешиваясь с потоками веселых соседей.
В коридоре еще кто-то обувается, и я четко осознаю, что не пойду туда. Я не знаю, как себя вести. Слишком много глаз. Слишком много эмоций.
Вил здесь, но я ничего не понимаю.
Почему он делает вид, что мы не знакомы? Зачем прилетел тогда?
Слышу звук захлопывающейся двери и выдыхаю. Надеюсь, моего отсутствия на улице не заметят.
Выключаю в квартире свет и решаю, что посмотрю салют из окна. В смешанных чувствах направляюсь в свою комнату.
Первое, что я там вижу — это огромный, просто необъятный букет красных роз, стоящий на полу комнаты. Красный, наглый, с понтом. Фишер-стайл.
Сердце снова совершает кульбит. Я несмело подхожу к букету, будто он может исчезнуть, сделай я резкое движение.
Присаживаюсь рядом, касаясь тугих бутонов: лепестки еще совсем холодные. Встречаясь с теплом комнаты, они едва уловимо благоухают.
Среди цветков торчит уголок серебристой открытки, и я аккуратно вытаскиваю записку. Но на ней ничего нет. Пусто.
Глупо, но это ухмыляется меня. Фишер объявил мне бойкот даже на бумаге.
Зато справа от необъятного куста замечаю плюшевое нечто, с неловко разъехавшимися ногами. Беру пушистое чудо в руки и узнаю в мягкой игрушке Бэмби.
Глазастый олененок с коричневой пятнистой спинкой на четырех длинных и мягких ножках с миленькими копытцами и коротеньким хвостиком.
Гляжу в огромные вышитые на мордочке глаза и чувствую, как к моим собственным подкатывают слезы.
—Такое же мелкое ссыкло, как ты, — внезапно раздается позади меня голос, и я подпрыгиваю от неожиданности. Святая миссия Вила — меня пугать.
Я должна что-то сказать, но слова не вяжутся.
Город освещает мое лицо зарницами разноцветных вспышек, а я сижу в оцепенении на полу спальни и кошусь сквозь темноту на широкоплечий силуэт Вила, опирающегося о косяк комнаты.
Он не ушел со всеми. Не оставил меня.
Не знаю, замечает ли он мои потуги заговорить с ним в отсутствии освещения, но Фишер снисходит и спокойно проходит вглубь комнаты, подавая мне руку и помогая встать.
Повинуюсь, не смея даже дышать, вдруг он исчезнет вслед за букетом.
Вил подводит меня к окну спальни, где с нашего высокого этажа открывается панорама переливающегося салютами города, и мягко притягивает к себе.
Серые глаза смотрят на меня серьезно с нечитаемой эмоцией. Он осуждает меня, знаю, и вместе с тем, он здесь.