Шрифт:
— Тебе зачем это надо? — мгновенно спросил я.
Взгляд Ларисы затуманился, она налила себе тоже половинку…
Последовал довольно плетеный, с оговорками рассказ о том, как она повелась на заходы и подходы лукавого профессора, неплохо владеющего не особо-то и тонкими, но эффективными приемами обольщения. Клюнула. Ну, а потом…
Она пожала плечами:
— Есть простые вещи, которые сложно объяснить. Назвать это романом? Нет. Чувствами? Нет. И даже время как-то стерлось в памяти. Ну, один раз. Ну, другой. А потом привычка. А потом…
Тут ей понадобилось преодолеть еще один душевный рубеж. В ход пошла рюмка. Но уж отдушина так отдушина. Говорить так говорить.
Рассказчице пришлось признать, что со временем она втянулась. Визиты возрастного любовника стали не просто рутиной. Она стала ждать их… и в какой-то миг ощутила, что уже не может без них.
— Он как змей-искуситель, понимаешь?! — лицо разгорелось, глаза сверкали. Вообще казалось, что от нее идет жар. И видимо, ей уже незачем было думать, понимает ли семнадцатилетний парень, что такое «змей-искуситель». Ее несло. Барьеры рухнули. Следующее откровение далось легко, хотя оно было совсем убойным. Шок-контент, как говорят сейчас.
Лариса призналась, что секс с профессором у них был не обычным. Он по-настоящему активировался, входил в безумный раж, испытывал полноценный оргазм только в причудливой ролевой игре…
Я почему-то мгновенно вспомнил злые слова Козлова о Беззубцеве, услышанные мною чуть ли не в первую минуту знакомства с завскладом: а его, старую гниду надо… того, изнасиловать в неестественной форме. Мысль обожгла: да неужели?! Как говорится, сам того не зная, Савельич распахнул полог истины! Вдобавок ко всему, ученый муж еще и педераст?..
Нет. Оказалось еще интереснее.
Лариса поведала, что их порно-карнавал с Беззубцевым зиждился на садо-мазохизме, причем доктор наук, самоуверенный интеллектуал, лощено-импозантный джентльмен терял этот спесивый облик, полностью отдаваясь низменным игрищам в роли сабмиссива, «нижнего»…
Тут она прервалась. Брови сдвинулись:
— Извини, а ты понимаешь, о чем речь?..
— Конечно, — спокойно сказал я, и наполнив обе рюмки, четко разъяснил, что такое садомазохизм.
Не знаю, протрезвела Лариса или нет, но смотрела она на меня серьезно, пристально, и даже как-то с подозрением.
— Извини, — повторилась она, — а ты откуда все это знаешь?..
— Ну! — я постарался снисходительно ухмыльнуться. — В двадцатом веке живем! Эпоха информации, НТР… Иной раз узнаешь то, чего и знать не хочется. Выпьем?
Она кивнула, и мы выпили.
Дальнейший ее рассказ грешил сумбуром и повторами, но я легко просеивал словесный ворох, выделяя главное.
Насколько я понял, Беззубцев без своего театра порнографических теней жить уже не мог. Да, как артист без сцены, только отвратно. Он абсолютно перевоплощался, а точнее, развоплощался, словно оборотень. Исчезал человек, оставалась от него лишь грязная животная похоть…
— Мне иногда делалось страшно, — созналась Лариса. — Он в эти минуты так… ну, добровольно сходил с ума, что ли. И казалось, уже не войдет, так и останется животным…
Тем не менее, профессор всегда возвращался. Абсолютно. Вновь делался надменно-ироничным, холодным снобом, будто ничего не было, не корчился он в извращенных мизансценах. Не было! Фантом, призрак. Ну да, мелькнуло что-то вроде бы. Ну и что? Мелькнуло, и нет.
— Это надо уметь, — признала Лариса. — Это… какой-то особый вид бесстыдства.
— Но зачем ему это надо?! — воскликнул я.
Я счел нужным так спросить, хотя, конечно, своя версия уже сложилась. И собеседница тотчас же ее подтвердила — она вообще была человек неглупый, я успел заметить. И эта психологическая загадка ее порядком занимала. Впрочем, разгадка здесь — не премудрость царя Соломона…
— Ну как зачем! — уверенно заявила Лариса. — Понятно, зачем.
Для Беззубцева это была такая же отдушина, как для нее самой вот этот разговор со мной. Обращаясь в срамное нечто, он разряжался, сбрасывал с себя житейский груз — не прямо в таких словах сказала Лариса, но именно так я распутал ее толковую, но все же хмельную путаную речь. Она между прочим взяла бутылку, вроде бы хотела налить, передумала, поставила рядом.
— Ты знаешь, — вдохновилась она, — он как-то говорил мне, что был в командировке в Будапеште, на какой-то конференции…
Я вмиг сделал внутреннюю стойку. Письмо из Венгрии! Я же помню, с каким нетерпением он его ждал!
— … не знаю я, что там за конференция, но как-то он проговорился. Случайно. Больше ни разу не обмолвился, и я не вспоминала. Но запомнила.
По этой обмолвке Беззубцев там, в Будапеште, посетил особое место — глубоко закрытый клуб для садомазохистов. Как говорят сейчас — поклонников БДСМ. Каким образом он проник в это заведение?.. — тайна всех тайн, но сомнений в правдивости рассказа никаких.