– Вы из-за ноги так плохо излагаете мысли?

– Мне казалось, что неплохо.

– И всё-таки вам нужно подтянуть навык. Так что заглядывайте. А сейчас пошёл прочь, Маус.

– Как вас всё-таки зовут?

– Алиса.

– Богиня утренней зари?

– Ну и идиот же вы.

Она вымученно улыбнулась, пока он подбирал свою конечность и ломился на выход. Спиной он услышал, как мама Лины прерывисто зарыдала, стуча кулаком по кухонному столу.

И ещё в квартире было чисто, и свет проникал через сияющие, идеально вымытые окна.

И зачем он мучился с покрывалом?

Маус как раз выправлял последний из четырёх пушистых уголков, лежавших на диване, когда девушка постучала, а собака положила лапы на дверь.

Ещё он вымыл пол, разъезжая по линолеуму на всё том же стуле, и, согнувшись, вымылся сам, долго фырча над умывальником. Скривившись, осмотрел кухню и принялся брызгать из крана на тарелки, а потом стал протирать пыль мокрой тряпкой.

В общем, было много воды.

Теперь Мария – так звали девушку, как оказалось, – лежала на всклокоченном одеяле и аккуратно объедала ветку винограда. Принесла с собой вместе с другими продуктами, от которых Маус попытался вежливо отказаться.

Он валялся рядом, проигрыватель тихонько играл Морриконе.

Кажется, у него появилась идея, к кому пойти завтра.

– Только в моей квартире Святая Мария может есть виноград лёжа.

– Какие сложные отсылки. Не для свидания.

– А у нас оно было?

– Вот как, значит. Хам по имени Маус.

Он улыбнулся, тихонько разглядывая её и солнечный свет. Да. Угол освещения в его квартире действительно меняет слишком многое. Сейчас, например, они с Марией по очереди ловят оранжевые блики, отбрасываемые обычным вечером на серых людей, и им хорошо. Только от винограда ещё сильнее хочется воды, и нужно будет сходить на кухню.

Мимо вихрящейся в солнце пыли. В детстве Маус думал, что именно так и выглядят молекулы.

Мимо букета из пшеницы, торчащего из советской вазы. Ещё один артефакт, вежливо оставленный под дверью после поездки на дачу, где он провёл даже слишком много времени – с разбитыми коленками и красной шеей.

И мимо нагромождения советских шкафов со странными полосами и нелепой подделкой под каштан.

Шкафы готовили тщательные засады – в квартирах, до которых не дошли хозяйские руки. В подъездах, под картинами депрессивных импрессионистов и иконами. И особенно – на чернеющих под дождём дачах.

Огромные системы, олицетворяющие стабильность. Когда-нибудь они объединятся, вознесутся к небесам и образуют маленький город с типичным советским названием. Шкафец. Шкафыть. Шкафск.

Маус ужаснулся тому, куда могут привести мысли о красоте Марии и солнечном свете. И, кряхтя, отправился на кухню за графином. Тот отбрасывал на клеёнку кухонного стола радужный блик, в который Маус некоторое время тыкал подушечкой пальца.

Вдруг почувствовал, что Мария тоже здесь, рядом. Аккуратно обняла его за плечи.

– Солнце заходит.

– Тогда давай смотреть на него.

И собака задумчиво обнюхивает костыль. До этого она спала в прихожей после прогулки.

Долго стояли. Потом Маус опустился на табуретку, не выпуская рук Марии и нежно проводя пальцами по прожилкам на кистях её рук.

– Ты доволен, Маус?

– Да… Ты точно не можешь остаться?

– Я завтра уеду на пару дней. Но обязательно навещу тебя, когда вернусь. Снова сходим в магазин за кефиром.

– Конечно. Я буду ждать.

– Давай.

Она, пригнувшись, нырнула в темноту подъезда. Как Терапевт.

Его тоже придётся ждать. Долго. Чувствовал Маус, что гораздо дольше, чем девушку с бескрайним лесом в глазах вместе с собакой.

Нырнул от тревог подальше, чтобы не поймали. Растёр по телу новое мыло, пахнувшее на этот раз летним лагерем на берегу моря, в котором ему не удалось побывать. Потом долго массировал ногу и нижнюю часть спины, выгнувшись улиткой и плюясь холодной водой.

Захватив с собой варенье и батон, доковылял на балкон и курил – последний раз за день. Под заранее приготовленную, чтобы смотреть с девушкой на солнце, но оказавшуюся ненужной, чтобы смотреть с девушкой на солнце, полупрозрачную пластинку Chris de Burgh.

И танцевал плечами, кистями рук и кончиком сигареты. Как обычно.

Через некоторое время очнулся и спешно перетащил туловище в кровать. Если уснуть в кресле – утром всё будет отваливаться.