Шрифт:
— А твои родители?
— Мои... — она отворачивается, — далеко. Они не станут за меня заступаться.
Вот же суки. Но не стоит говорить об этом их дочери.
— Давай я поговорю с твоим отцом, — предлагаю, но она почему-то пугается.
— Не надо, пожалуйста, — умоляюще складывает руки, — отпустите меня домой.
— Далеко?
Она моргает непонимающе, перевожу:
— Живешь ты где?
— Я? — она вдруг теряется. — Я... в общежитии живу.
— В каком еще общежитии? — теперь я нихера не понимаю.
— В студенческом. Я же учусь. В университете, — повторяет доходчиво. Как будто я тупой. С первого раза информацию не воспринимаю, поэтому рекомендуется делать по две-три попытки.
— Допустим, — киваю, — допустим ты живешь в общаге. При этом твои туфли стоят как средняя стипендия, собранная за пять лет.
— Мне их подруга одолжила, — отвечает Рина, и я нутром чую — лжет. Складываю руки на груди, смотрю свысока. Поднимаю бровь и даже не скрываю, что стебусь:
— И платье подружка одолжила? С сумкой «Луи Виттон»?
— Да, — не моргнув глазом, врет девчонка, — и в клуб она меня привела.
— Ладно, пусть будет по-твоему, — сдаюсь. В конце концов, не мое дело, почему она так поступает. Кстати, забыл спросить.
— Ты совершеннолетняя? — поднимаю глаза на девчонку.
— Мне девятнадцать.
— Тебе повезло. Была бы несовершеннолетняя, я бы полицию вызвал независимо от того, есть тебе восемнадцать или нет. И как ты собираешься в этом платье проскочить мимо вахтера?
Девчонка мнется, поводит тонкими плечами.
— Что-нибудь придумаю.
— Ну, думай, — достаю телефон, делаю вызов.
— Демид, дорогой, — из трубки доносится мелодичный женский голос, — что-то случилось?
Глава 5
Арина
— Демид, дорогой, что-то случилось? — Демид держит трубку слишком далеко от уха, и мне все слышно.
— Насть, привет, не разбудил? — он отталкивается от стены и обходит номер по периметру. Я молча слежу за ним, прижимая к себе сумку. — Тут такое дело. Можешь прислать что-то из одежды поприличнее? Если есть с биркой, вообще отлично.
Что отвечает невидимая Настя, не слышно, но Демид хмурится, значит ответ ему не нравится.
— Я в отеле. Нет, не надо приезжать, пришлешь с таксистом, я сброшу геолокацию. Да, для девушки, у вас одинаковая комплекция. Нет, не для моей... Слушай, Насть, успокойся... Что за бред ты несешь? Так, все, остынь, потом поговорим, — он сбрасывает звонок и с раздражением бросает телефон на стол.
— Если бы вы были моим парнем и попросили привезти одежду для другой девушки, я бы вас тоже послала, — выпаливаю я, старательно подавляя зависть.
Будь я его девушкой, меня бы никто не тронул. Просто не посмел. Но я не представляю как можно быть с этим мужчиной.
Его энергетика слишком давящая, она буквально пригвождает к полу. Хочется пригнуться, чтобы в последний момент успеть выскользнуть из-под тяжеленного пресса.
Даже когда он просто молчит и смотрит, хочется юркнуть под стол. Или хотя бы прикрыться сумкой. Вот как сейчас, когда он давит своим впечатывающим в стенку взглядом.
— Кто тебе сказал, что она меня послала? — даже если он уязвлен, то не подает виду.
— Я так поняла.
— Совет на будущее: не влезай во взрослые разговоры, — Демид подходит к гардеробу и отодвигает слайд. Перебирает висящую на вешалках одежду. Смеряет меня оценивающим взглядом и снова отворачивается к шкафу. — Во-первых, я не твой парень, малыш. Во-вторых, кто тебе сказал, что она у меня одна?
— Как это? — моргаю непонимающе.
— Настя моя любовница, — отвечает после паузы. — У вас с ней один размер, поэтому я позвонил ей. В размере Алиски ты утонешь.
— Вы бабник? — не могу сдержать восклицательный возглас.
— Я предпочитаю такой формат, — стоя ко мне спиной, отвечает Демид. — Не люблю заморачиваться.
— Боитесь?
— Боюсь? — Демид застывает с вешалкой в руке, затем оборачивается и смотрит неодобрительно. — Чего?
— Серьезных отношений, — не выдерживаю его буравящий взгляд, отворачиваюсь как будто для того, чтобы поправить бретель бюстгальтера. Демид на удивление отвечает вполне серьезно:
— От них одни проблемы. Не люблю, когда закатывают истерики на ровном месте.
— Вы так говорите, будто это я виновата, что она вас послала, — хмыкаю и веду плечами. Безупречные брови Ольшанского взлетают вверх.