Поскольку никаких следов преступления не осталось, следовало хотя бы изучить полотна. Прежде всего я осмотрел надпись на картинах — две витые буквы «Д». Я не великий знаток искусств, но здесь могли быть какие-то зацепки. Почему-то не верилось, что рука художника, нарисовавшая все это, принадлежала юноше с фотокарточки. Краски яркие, завораживающие. Цвета насыщенные.

Вот осень — цветастая, пылающая багрянцем жженой охры и шафрана. Порывистый ветер треплет ветки на тонких деревьях. Срывает с них листья, словно раздевает возлюбленную в порыве страсти.

— Эту картину он нарисовал для меня. — Произносит женщина с гордостью. Верю. Вся неудержимость и распущенность ее характера выплеснулась на холст пламенем.

На незаконченном натюрморте цвета, наоборот, прохладные, отстраненно-сдержанные. Лимон и полынь.

— А эту? — Подхожу к мольберту.

— Это моя. — Голос за спиной хрипловатый, будто простуженный.

Оборачиваюсь. В дверях еще одна блондинка в темных очках, скрывающих половину лица. Темно-сиреневое платье подчеркивает силуэт идеальной фигуры. Ее красота холодная, неподвижная и отточенная как у статуй в музее. Аромат фрезии напротив, переливается в воздухе, становясь то пронзительно зеленым, то удушливо-сладким, то каким-то соленым.

— Кого только не заносит попутным ветром. — Ревнивый возглас срывается с губ Роуз Финниганн, однако она не прогоняет незнакомку прочь. Не успеваю задать вопрос, хотя по удивленному виду, должно быть, и так все понятно.

— Лилия Деверо. — Представляется блондинка и подходит ближе, цокая каблуками. — Я поклонница таланта ДиДи.

«Еще одна», — хочется добавить, но я молчу. Среди дам Центра, похоже, популярны цветочные имена. Неужели настоящие?

Лилия снимает очки и окидывает нас взглядом, как рентгеном прожигает. У нее красивое, но отстраненное лицо. Светло-серые пустые глаза. Да, верю. Эту картину художник писал для нее. В голове уже две зарубки, две потенциальные подозреваемые.

Удивительно, но женщины делают вид, что друг друга не существует. Полный игнор. Кажется, женской драки не будет? Словно давным-давно между ними уже произошла безобразная ссора и теперь они сознательно игнорируют друг друга, держаться подальше. Студия большая — разбежались по дальним углам, нахохлились, распушили перья. Одна глушит вино бокалами. Другая встала у окна, поглядывая поочередно на нас, но уходить не спешит.

Пожимаю плечами и возвращаюсь к осмотру полотен. Одна из картин не просто натянута на холст, но еще и бережно упакована в подарочную бумагу без надписей. Осторожно вскрываю шелестящую упаковку и смотрю на очередную работу Данте Доу.

Не ожидал. Завис, наслаждаясь лаконичным сюжетом. На первый взгляд незамысловатая композиция: столики летнего кафе, накрытые полосатой скатертью. Рыжий кот спит на одном из них.

От картины веяло уютом. Мягкие оттенки сотворили волшебство присутствия. Солнечные зайчики как живые скользили по поверхности столов. Кот, будто настоящий, жмурился под их теплыми лучами.

— Кому ДиДи посвятил эту картину?

Забота. Нежность. Ласка. Тепло. Рыжее солнце. Рыжий кот. Корзинка с золотистыми круассанами из пекарни. Что-то подобное я чувствовал в первый день, когда гулял по городу с Рут…

— Не знаю. — Первой отзывается Роуз. Она все делает первой. Очень энергичная дамочка.

— Без понятия. — Хрипловатый голос Лилии. Пока я рассматривал картину, упустил момент, когда к ней подошел мальчишка и спокойным, привычным жестом провел по напряженной спине. Что-то тихо сказал, и неожиданно гостья расплакалась. Тихо, едва слышно, лишь плечи подрагивали. Роуз фыркнула, но вмешиваться не стала.

Я еще раз посмотрел на присутствующих. Интересные у них отношения. Кажется, «дорогому ДиДи» было позволено все.

Эрих Сумире

Он вернулся от соседа, которому сегодня передал двойную порцию вкусняшек для питомца. Закрыл дверь, проверил замки. Разулся, протер губкой обувь и поставил на сушилку — носок к носку. Снял перчатки, тщательно вымыл руки, мурлыкая про себя какую-то мелодию, выкинул их с полотенцем в утилизатор и внимательно осмотрел отражение в зеркале. Но нет, никаких волос, ничего лишнего. Внешность его: абсолютно бесцветная с лысым черепом за день не претерпела никаких изменений. Все также, напевая под нос, аккуратно вытер и сложил инструменты в чемоданчик.

Отпер одну из дверей и зашел в белую комнату. Замер на пороге. От него не укрылись синяки и кровоподтеки под металлическими скобами. Пока были силы — жертва билась, силясь выбраться, но зажимы держали крепко.

Сейчас фигура девушки не двигалась. Осторожно он подошел ближе. Она улыбнулась приветливо. На осунувшемся лице читалась болезненная радость.

— Привет. — Капелька кокетства.

«Значит еще не все», — подумал Эрих и улыбнулся в ответ бесцветной улыбкой: «Обмануть меня вздумал».