Мы быстренько купили билеты и взошли на узенький посадочный пандус, пока что перекрытый калиткой. Оказалось, что за один билет мы получаем не один круг, а целых три. Пока смотритель объяснял нам это, мимо нас со страшным визгом пролетел открытый десятиместный вагончик, набитый барышнями. Моя симпатия испугалась и, наверное, убежала бы, если бы за нами уже не выстроилась довольно плотная очередь из таких же молодых пар.

Короткое ожидание — и вот вагончик останавливается. На этот раз он подкатил медленно, и барышни уже не визжали. Высыпали они очень довольные, раскрасневшиеся, обсуждая, что нужно привести сюда кого-то из знакомых и обязательно повторить.

Смотритель выпустил их по другой лестнице и перекинул калиткутак, что нам можно было проходить.

— Как, мы первые? — снова немножко испугалась Серафима.

— Зато никто тебе обзор загораживать не будет, — утешил я её, помогая перешагнуть в вагончик.

Смотритель строго проконтролировал, чтобы перед каждой парой сидящих была застёгнута защитная цепочка (которая, по-моему, вообще ничего не защищала и присутствовала исключительно для успокоения нервов) и дёрнул за рычаг.

ДОГУЛИВАЮ

И понеслась! Вагончик (или уж вернее это корыто с сиденьями вагонеткой назвать?) разгонялось всё шибче и шибче. Первый крутой поворот — вжух-х-х! — девицы за спиной хором ахнули, а Сима моя глаза вытаращила и в цепочку вцепилась.

Ещё быстрее!

Поворот! Да с наклоном! Барышни только охать успевают.

За очередным поворотом рельсы пошли вверх. Вагонетка взлетела на бугор… и ухнула вниз!

Я аж детство вспомнил, когда откосы зимой выбирали покруче, чтоб на санках летать. Сколько я тех санок перекурочил — страсть! Мне потом батя с дядей из такой железяки сварили, неубиваемые, но тяжеленные-е-е…

И тут сзади как завизжат! Ну и Серафима моя тоже. А за первой горой — вторая, да ещё круче! Как же тут девицу не обнять, чтоб защитить-то, а? Страшно ж ей. Аргумент!

Летим! Одной рукой фуражку придерживаю, второй — зазнобу. Ветер свистит! Девчонки пищат! Ух!

Три круга промчались, тормозить начали. Серафима пряменько села, шляпку поправила. Я говорю:

— Ещё раза прокатимся?

Подумала.

— Завтра. Пойдём скорее, я ещё на другие карусели хочу!

Я смотрю — а моя-то ничего, не бледненькая. Наоборот, щёки разрумянились. Да и прочие барышни довольные все. Надо сеструхам сказать, пусть соберутся, да зазовут с собой и двоюродных, с материной стороны в Карлуке их цельный батальон и вечно не придумают, куда дурную энергию девать. Пущай покатаются, проорутся от души.

Походили мы, одним словом, по всяким каруселям, и на всех Серафима с удовольствием покрутилась, кроме того сундука-самолёта. Тут я не утерпел, попросил её пять минуточек обождать, а сам крутанулся. Нормальные такие ощущения.

Напоследок на колесе обозрения проехались. Вот не летали бы мы позавчера на дирижабле — здорово бы, наверное, впечатлились. Но и так дух захватывает от высоты — а ты ж не в защищённой кабине сидишь, а в открытой корзинке, её ветром наверху ещё и покачивает, а из всей защиты — цепочка на входе. Серафима моя сидела как суслик настороженный, дышать боялась, только когда до выхода с пяток корзинок осталось, выдохнула.

Слезли, оглядываемся.

— Ещё по кругу? — спрашиваю.

— М-м-м… разве что на «Ветерке»? — это она так «Ветер Персии» переобозвала.

— Пошли тогда за билетами.

Пошли мы во вторую кассу. Народ уже сообразил, там тоже очередь выстроилась, но всё же не такая огромная, как на входе.

— А давай сразу билеты и на завтра купим? — предложил я. — Придём завтра кататься?

— А давай!

Набрали билетов, прокрутились на «ветерке» — два раза подряд! Сладкой ваты купили на палочке да дальше пошли гулять.

Вечером я к Лизе забежал, спросил у неё про зоопарк (от Марты-то я вчера восторгов наслушался) да рассказал ей про аттракционы.

— Небось, хочешь, чтоб мы и туда прогулялись? Да с Марфушей?

— А чего? Прогуляйтесь уж. Маленького только на руках держать придётся, выскользнет он через те цепочки. На вот тебе, своди своих короедов. Скажи, что от дядьки, — я выложил на стол два империала.

— Много даёшь! — строго поджала губы Лиза.

— А два раза на лошадках захотят прокатиться? Там они, знаешь, не просто к помосту приколочены, а вроде как скачут немножко, — я усмехнулся. — А леденца попросят на палочек или вату сахарную? Бери, сестрица.

Лизавета вздохнула и сложила купюры пополам, спрятала в кармашек фартука:

— Соришь ведь деньгами, Илюшка!

— А чего их — солить, что ли? Ещё наживём.

— А Марту везти? Ты ж сегодня собирался?

— Да ничего, завтра после гуляний и отвезу.

Вторник получился совсем развесёлый и суматошный. Снова с самого открытия гуляли с Серафимой на каруселях. Потом столкнулись с Лизаветой вместе со всем выводком, Сима уговорила их вместе пойти на русские горки — почти целую вагонетку мы все вместе заняли, вот уж пищали-визжали от всей души. Потом ещё гуляли, смотрели представление с медведем и Петрушкой. Потом я всю компанию повёл в кафе, где мороженое подавали. Потом Лизавета сказала, что надо бы уж что-то приличное съесть, а то кое-у-кого кое-что слипнется, и всех нас повела к себе, кормить. Кормила Лиза не хуже матушки, еле мы от неё вырвались. Проводил я Серафиму, на десять дней с ней распрощался, вернулся за Мартой — дело уж к вечеру. Хорошо, она свои нехитрые пожитки заранее собрала. Закинули всё в шагоход — и давай Бог ноги!