Шрифт:
– Иди ты в задницу.
Я хихикаю, довольная собой.
– Так и знала.
– Ты ничего не знаешь, женщина. Видела бы ты меня в прошлом году на конкурсе по метанию бревен. Я соревновался с самыми крутыми парнями в округе и всех их обогнал.
Я закатываю глаза.
– Я удивлена, что ты вообще мог участвовать. Ты же вроде говорил, что твои ноги очень дорого стоят. Не слишком ли это опасный спорт для тебя? Все-таки рискуешь своим самым ценным имуществом.
Я смотрю на его отражение в зеркале, и он встречается со мной хитрым взглядом.
– Боюсь, в последнее время моим самым ценным имуществом стали ноги кое-кого другого.
Услышав эти слова, я не могу удержаться от самой широкой, довольной и счастливой улыбки в своей жизни.
Внезапно Мак меняется в лице. Его глаза превращаются в блюдца, и он издает пронзительный крик боли.
– Мой хрен! – Он подпрыгивает и сгибается в агонии.
Я опускаю подбородок и с ужасом обнаруживаю, что иголка в моих руках определенно за что-то зацепилась. Черт. Черт. Черт. Черт!
Не думая, я вытаскиваю иголку из того, что, вероятнее всего, было его членом и быстро задираю килт, чтобы оценить масштаб катастрофы. Мой вздох привлекает всеобщее внимание, когда я вижу…
Голый пенис Мака.
И его яйца.
И что там еще есть в мужской голой промежности, потому что этот идиот стоит без трусов! Почему он их снял? Он знал, что его килт окажется на уровне моих глаз! Он что, пытался таким образом вывести меня из себя? Господи, какой же он засранец. Он заслуживает за это серьезной взбучки. Ну, или крошечного тычка в пенис?
Нет, Фрея, это уже слишком.
– Женщина, не могла бы ты опустить мой килт, чтобы вся семья Харрисов не пялилась на мой хрен?
Я выпускаю из рук килт и поворачиваюсь к нашим друзьям, наблюдающим за этим представлением.
– Какого черта ты без трусов? – обвиняюще вскрикиваю я, отстраняясь и возвращая булавку в подушечку на своем запястье.
Мак обиженно смотрит на меня, не веря своим ушам. Он накрывает ладонями свой член поверх ткани.
– Никто не носит гребаные трусы под килтом. Это, блин, самый большой плюс килта!
– Уж прости, что не поняла, что ты хотел как следует потереться яйцами о легендарную шотландку клана Логан, приносящую удачу! – пародирую я его, и его убийственный взгляд меня не на шутку пугает. – Мне жаль, ладно? Но если бы ты был в трусах, ущерб был бы не таким серьезным!
– Уж извини, что думал, что мой хрен с яйцами могли на одну гребаную секундочку подышать воздухом. Я не ожидал, что ты попытаешься погубить мое мужское достоинство! – Его голос срывается на пронзительный нервный крик. – Черт, кажется, у меня кровотечение.
– Я, эм, схожу тебе за пластырем.
– Тебе понадобятся бинты, женщина. И, возможно, очень большой гипс. Ты уже должна хорошо знать, какой у меня размер! Пластырь едва мою гребаную уретру покроет.
– Может, уже перестанешь орать? – восклицаю я, поднимаясь с колен и топая ногами. – Я не могу думать, когда ты так кричишь.
Лицо Мака искажается.
– Да, конечно. Я обязательно буду обращаться к тебе как к леди, когда из МОЕГО ЧЕРТОВА СТВОЛА ПЕРЕСТАНЕТ СОЧИТЬСЯ КРОВЬ!
Я закатываю глаза.
– Сейчас ты уже просто драматизируешь.
А затем… я слышу хныканье.
Пару часов спустя Мак лежит на моей кровати, свернувшись в позу эмбриона и приложив пачку горошка к своей промежности. Он проплакал всего час после того, как я довезла его до моей квартиры. Сначала я думала, что он так на меня обиделся, что хотел уехать к себе домой. Но потом он сказал, что ожидает, что я буду ему весь день прислуживать, чтобы искупить вину за это вопиющее преступление. Так что вот она я, стою у его ног… жду, что он в любой момент попросит искупать его в ванной.
Мак с жалобным стоном протягивает мне оттаявший горошек.
Я вздыхаю.
– Ты все еще на меня злишься? Может, дашь мне наконец на него посмотреть? – устало спрашиваю я. – Если он так сильно болит, то нам, наверное, лучше обратиться в неотложку. Или хотя бы попросить Инди или Белль прийти и взглянуть на тебя. Они все-таки медики.
– Сегодня уже достаточно людей насмотрелось на мой хрен и яйца, спасибо большое, – ворчит он, пряча лицо под своей накачанной рукой в татуировках в фирменном драматичном стиле Мака. – И я все еще на тебя злюсь.