– Брось пистолет, - приказал я, - или попытайся пустить его в дело. У меня нет времени.

Гванда бросил Р-38 и произнес:

– Я военнопленный.

Он, наверное, подумал, что это красивый и театральный жест. Эти выверты пусть он прибережет для суда в Солсбери, мне на них наплевать. Я велел ему выйти из-за камня. Наемники прочесали лагерь. Прогремела последняя короткая очередь. Все, стрельба закончилась. По периметру выставили охрану. Пришел Ван Рейс и доложил то, что я уже знал: все террористы перебиты. Все, кроме троих, которые скрылись в темноте.

– Это печально, - сказал Ван Рейс.
– Мы ведь так близко к ним подошли, надо было всех положить. А так очень скоро за нами придет новая компания.

Тут подал голос Гванда:

– Даже если бы вы положили всех, за вами все равно пришли бы. Вы думаете, мои люди дадут вам увести меня? До Солсбери еще далеко.

Никто из нас не ответил этой скотине.

– У тебя есть наручники, - обратился я к Ван Рейсу.
– Надень их нашему другу, и давай мотать отсюда.

– Ты прочел мои мысли, - заметил Ван Рейс.

Он нашел наручники, замкнул Гванде руки за спиной и ткнул его лицом в грязь. Потом позвал Марсдена, англичанина, и поручил ему опекать пленного.

Бутылка Гванды с южноафриканским бренди чудесным образом осталась невредимой под градом пуль. Я поднял ее, там оставалась еще добрая половина.

– Думаю, не отравимся, если выпьем из одной бутылки с Гвандой.

Ван Рейс улыбнулся мне, открыл ее и сделал большой глоток.

– Это вещь, - произнес он.
– После тяжелого трудового дня ничего нет лучше, чем выпить доброго напитка. И все же...

– Да, знаю: нет ничего лучше бутылочки холодненького "кейптаунского". Жаль, что нам не удалось прихватить одного из кубинцев.

Я взял у Ван Рейса бутылку и допил оставшийся бренди. Это был не самый лучший бренди, который когда-либо производила Южная Африка. Он проскочил как огонь, потом внутри разлилось приятное тепло.

Мы с Ван Рейсом подошли к мертвым кубинцам и обшарили их Взяли личные номера, кошельки, оружие с кубинской маркировкой.

– Хватит, я думаю, - сказал Ван Рейс.
– Да, действительно жаль, что нам не удалось захватить их. В последнее время они стали очень надоедливыми, эти кубинцы. По крайней мере, мы знаем, что они готовят вторжение.

– Не сегодня ночью, - добавил я, - но все равно будет.

– Да, в этом нет никакого сомнения.
– Ван Рейс не был ни оптимистом, ни пессимистом. Он все воспринимал солидно и спокойно.
– Но мы с ними поборемся,

конечно. А что нам еще остается делать? Но здесь им не Ангола. Часть наших побежит в Южную Африку. Надеюсь, добегут. А остальные никуда не уйдут и будут драться.

Я сказал Ван Рейсу, чтобы собрал людей, а потом посмотрел, в хорошем ли состоянии оставшийся грузовик.

– Поднимай пленного, пускай лезет в кузов, - приказал я Марсдену.
– И смотри за ним.

– Как за любимой мамочкой, -; ответил англичанин.

Ван Рейс закончил осмотр грузовика.

– Не так уж он и плох Покрышки поистерлись на этих дорогах. Призов на нем не получишь, но, думаю, поедет.

– А с бензином как?

– В баке больше половины. Запасов нет, они были в первой машине, которую мы взорвали. Для начала нам хватит, а в районе Умтали мы встретимся со своими.

– Будем надеяться. Ладно, поехали.

Двух погибших наемников мы оставили там, где они лежали. Мы не прочитали молитв над их телами, не прозвучал над ними и прощальный салют. Леманн и Смит приехали в Родезию воевать за тысячу шестьсот долларов в месяц - плата хорошая для любой армии. Как только мы отъедем от лагеря, из тьмы выйдут шакалы и начнут рвать их на куски.

Только когда Кесслер зажег фары, я увидел, что Ван Рейс ранен в бок. Он сказал, что это поверхностная рана, кость не задета, но в Африке любое поверхностное ранение, если его надолго оставить необработанным, может оказаться смертельным. Когда я предложил ему, чтобы он занял мое место рядом с Кесслером, он отказался. Думаю, он считал, что командир должен ехать на удобном и почетном месте.

– Не спорь, поедешь с водителем. А мы с Гвандой поедем наверху, подышим ночным воздухом.

Мы с Марсденом завалили Гванду в кузов, куда залезли и остальные. Кесслер включил передачу, и машина тронулась. Когда она поворачивала, свет фар на мгновение осветил лагерь. С точки зрения наемника, зрелище было весьма симпатичное. Кесслеру, этому кровожадному крауту, здесь понравилось все. Да так понравилось, что я подумал, как бы он не вышел из машины и не начал все это фотографировать.

– Бог мой! Ну, мы им дали, а, командир?