В это время я надумала домой в Петропавловск ехать, а мужичок-то мой подшефный – из Борового. Решила взять его с собой, семье вернуть.

Так-то он хороший был, только нужна была ему крепкая рука. Приехали в Боровое, какая-то бабка на улице узнала его:

– Мыша! Да який же ты гарный! Вин николы таким не був! Вот так баба! – встретились мы с его женой и детьми. Отец Михаила был по золоту в Магадане директор, и сам он был на хорошей должности, пока пить не стал. А пить он стал оттого, что жена гулящей была. Уехала она с детьми из Магадана, но и до сих пор, в Боровом, за ум не взялась. Дети порадовались за отца, но сказали, что с их матерью он пропадёт. Он и сам, увидев запившуюся жену, отказался.

– С тобой, – говорит мне, – жить хочу!

Так я в шестьдесят с лишним снова женой стала и прожила с Михаилом Васильевичем Козловым 25 лет. Шесть лет назад у меня умер сын пятидесяти трёх лет, а через год – муж, теперь я одна. Внучки живут на Камчатке, я их сама воспитала! Вот, стараюсь от дома далеко не отходить, вдруг позвонят? Нет, не звонят! Молчат… Только государство не забывает, всё мне бесплатно. И на телефонной станции не забывают.

Связала я своими руками 56 половиков, немного продала, а больше дарю. Хочешь, и тебе подарю? Стою как-то у магазина с половиком, пытаюсь

продать, а какой-то мужчина с меня глаз не сводит – мне же больше семидесяти не дают (ей в это время было 86). «Давай, говорит, вместе жить!» – а у самого ноги нет, а другой ещё есть – без руки, такие у меня теперь женихи… Недавно племяннице отдала 7000 тенге, ей нечем детей кормить. Ну а я, если умру, надеюсь больше на государство – похоронят! А то ещё поживу. Зиму-то почти пережили, ну а летом грех умирать!

Пожилая, но ещё красивая, крупная женщина перебирает снимки, на которых – вся жизнь её семьи, семьи, от которой никого не осталось. А я смотрю на неё и думаю: «Воистину, мудр не тот, кто много жил, а тот, кто много видел». На её глазах, с её участием родилось, сформировалось,

а потом разрушилось огромное государство, изменилась система человеческих ценностей, сформировалось поколение новых людей с другим мировоззрением. А, главное, свою большую и многотрудную жизнь прожила она достойно!

Воспоминания А. Н. Козловой, 1913 г.р.

Я была знакома и с сыном своей соседки Шуры, Борисом Харламовым. Знала от него, что женился он на детдомовской девушке – дочери репрессированных родителей-москвичей Людмиле Матюшенко. Видела много её детдомовских снимков: сначала подмосковных, потом петропавловских, видно, и детей целыми детдомами ссылали в пятидесятые годы – подальше от столицы с глаз долой.

Вместе они уехали в Магадан – тогда все по комсомольской путёвке

или по зову сердца ехали на большие стройки. У них родилось три девочки. Жена умерла рано, Борис дорастил дочерей, поставил на ноги, потом снова женился на женщине с тремя детьми, поставил и их на ноги. Всё это было уже

в Магадане – и тут стало подводить здоровье, за короткое время – три

инфаркта. Врачи сказали: срочно уезжайте, если хотите жить, желательно – на родину! Всё оставив второй жене с её детьми (как обычно поступают мужчины, и ничего – родным детям) – квартиру, машину, всё остальное – поехал к матери в Петропавловск. Она в это время жила со вторым мужем

в однокомнатной квартирке в нашем 20-м микрорайоне, тесно…

Он был полный, очень чистоплотный, высокограмотный, всегда от него пахло хорошим дезодорантом, приятный на вид. Надумали мы с его матерью женить Бориса – сколько одиноких женщин страдает! Я сама повела его к одной женщине, которая очень страдала от одиночества, познакомить. Оказалось, она уже приняла какого-то мужчину, но Борис ей понравился:

– Приходите через месяц, посмотрю, как с тем поживётся.

Я решила больше сватовством не заниматься, но Борис сам нашёл

другую женщину, стал жить с ней. И жили бы, но её сын был против. Разошлись. Дома у матери тесно… И её муж – не отец родной… Тут Борис встречает знакомого, который заведует Домом для престарелых. Пригласил Бориса жить туда, условия жизни хорошие – отдельная комната, вкусная еда.

Цветущая усадьба с огородом, чистые комнаты, достойное содержание. Только… вокруг умирающие старики и подванивает лежачими больными. Один телевизор на втором этаже, который включают в четыре часа, а в восемь выключают, и полное безделье, безнадёга… Только смерти ждать, а ему – только пятьдесят лет… И родные три дочери есть, и три приёмные где-то живут… Умер в пятьдесят три года от очередного инфаркта… Матери в это время, Александре Никофоровне Козловой, которая, по её словам, ЛЮБИЛА КОМАНДОВАТЬ, было под девяносто. Она прожила ещё несколько лет…

– Когда я родилась, детей рано работать заставляли, с семи лет. А мне как первой больше других досталось. Остальные дети, кто после меня был, хоть в школу ходили – тогда положено было четыре класса закончить, а я так и осталась неграмотной, – вспоминает Устинья Макаровна Широченко. Раньше мы с ней жили в Рабочем посёлке на одной улице Ново-Ленина, звали её тётя Гутя. Была она тогда, в нашем детстве, уже зрелая женщина. Дочь её Зоя воспитывала двух деток – Любу и Гену. Сейчас мы опять соседи, только уже в новом микрорайоне города, живём в соседних пятиэтажках. Микрорайон новый, а мы – нет. Мне под шестьдесят, ей – под девяносто. Я пришла по-соседски её проведать да расспросить о внуках, с которыми мы вместе росли. И подумала – вот знакомы всю жизнь, а как мало я о ней знаю, попросила рассказать.