Часть стены за столом бесшумно скользит в сторону, и ее взору на миг предстает гостиная. Толстый узорчатый ковер и несколько мягких кресел, обтянутых красным бархатом. Бар, за медными ограждениями которого стоят сотни различных бутылок. Холодильник до самого потолка с прозрачной дверцей, опять же забитый шеренгами бутылок. И телевизор размером со стену ее спальни.

Мерседес окатывает волна прохладного воздуха. Затем в поле зрения появляется стюард, стеклянная дверь возвращается на место и вновь закрывает обзор. Стекло тонированное, скрывает интерьер от посторонних — таких, как она.

У стюарда темная кожа и низкие скулы. Кажется, что он тоже выходец с островов, только совсем далеких. Татьяна, которая лежит на диване, глядя вверх, на него даже не смотрит.

— Колу, — говорит она, — только нормальную, а не это низкокалорийное дерьмо.

— Сию минуту, — отвечает он. — А вам, мадам?

Мадам... До Мерседес не сразу доходит, что это обращение адресовано ей.

Она запинается, затем просит принести пепси-колы, напуская на себя такой вид, будто пьет ее каждый день.

— Пожалуйста, — смущенно бормочет она.

Во всем этом есть что-то неправильное. Ребенок не должен приказывать взрослому.

— Может, что-нибудь поесть? — спрашивает стюард, и она снова в замешательстве. Понятия не имеет, что попросить.

Видя ее замешательство, он решает прийти ей на помощь:

— После обеда осталось еще немного замечательного чизкейка.

Чувствуя себя кроликом в свете автомобильных фар, она кивает и лепечет:

— Мерси.

Потом поднимает глаза над леером и видит на террасе их ресторана отца, который, уперев руки в бока, беседует с фигуркой во всем черном, с хмурым видом глядя на воду и кивая. «Ему уже на меня донесли, — думает она. — Когда вернусь домой, наверняка устроит мне взбучку».

— Печенье, — произносит за ее спиной Татьяна, — клубнику и прошутто. И виноград. Садись, Мерси, не стой.

«Мерси? Она что, думает, меня так зовут?»

Мерседес не решается поправить ее и нервно присаживается на самый краешек ближайшего к ней дивана.

— Кстати, все эти твои «спасибо-пожалуйста» совсем не обязательны, — продолжает новая подруга. — Это же просто слуги. Мы им за это платим, поняла?

В ванной заметно какое-то движение. Мэтью Мид привстал. Он зовет дочь, и его голос настолько basso, что похож на погребальный колокол.

— Привет, дорогая! Уже вернулась?

— Ага, — отвечает Татьяна.

— Хорошо провела время?

— Еще как, — говорит она, — плавали с маской.

Громко хлюпнув водой, он неуклюже поднимается на ноги. Мерседес смотрит на него как загипнотизированная. У него так идеально скроена одежда, что при первой встрече его можно счесть внушительным мужчиной. Максимум — полным. Но не таким. Мэтью Мид оказывается болезненно жирным. Когда он выбирается из воды и оказывается во власти силы притяжения, складки на его торсе сползают вниз, образуя две груди, посрамившие бы бюст ее матери. И хотя кожа этого человека загорела до устойчивого красно-коричневого цвета, холмы целлюлита отчетливо видны от плеч до пояса его необъятных шорт. Пузо фартуком свешивается над резинкой, оттягивая ее вниз, и покоится на неприлично костлявых для такой фигуры бедрах.

Перевалив свою тушу через край ванны, он наклоняется взять с шезлонга полотенце и идет к девочкам. И хотя сама Мерседес могла бы завернуться в такое полотенце дважды, Мэтью Миду с трудом удается повязать его на талии. Когда Мэтью смотрит на Мерседес, ее на миг охватывает дикое желание бежать отсюда.

Затем его рот расплывается в улыбке.

— Вот как, — говорит он. — И кто же это такой к нам сегодня пришел, а?

[14] Речь идет о британском политике Энтони Веджвуде Бенне, строгом приверженце вегетарианства.

19

— У нее собственная ванная? Прямо на корабле?

Что может быть приятнее, чем возможность впечатлить свою искушенную старшую сестру. Донателла зачастую работает до поздней ночи и после трудного дня обычно не расположена болтать. Однако сейчас она сидит на кровати в своей белой хлопчатобумажной ночнушке, набросив на колени простынку, расчесывает волосы и жадно внимает рассказу сестры.

Мерседес кивает и говорит:

— А еще у нее есть гардероб, в который можно войти.

— На яхте?

— И он набит битком. От пола до потолка. У нее не просто чемодан с собой. И она говорит, что его обновляют каждый сезон.

— Полностью?

— Полностью.

— Oao, — разевает от удивления рот Донателла.

Потом берет с тумбочки рядом с кроватью небольшой пузырек с оливковым маслом, наливает из него пару капель себе в ладонь, проводит ею по щетине расчески и продолжает расчесываться.

— А куда девает старую одежду?

Об этом Мерседес Татьяну не спрашивала — была слишком занята созерцанием летних платьев, которые новая подруга небрежно совала ей в руки. Дорогой тяжелый хлопок. Одно белое в арбузах, другое зеленое с узором из орхидей. И еще одно, прямое платье из невероятно мягкого и легкого материала, выкрашенного в яркий пурпурный цвет. У всех слишком большие декольте, а пурпурное неприлично коротко, но Мерседес не сомневается, что мама их как-нибудь подгонит. От подарков на Ла Кастеллане отказываться не принято.