Должно быть, выглядела я жалко. Оскар ткнул стаканом мне в грудь:

– Ты же знаешь, не люблю пить один.

«Так не пей!» – орал внутренний голос в омерзении. Я молча приняла стакан с жидкостью цвета мочи, но по содержанию гораздо хуже. Мутило, будто я уже выпила. В мозгу вяло текли мысли, что следует что-нибудь предпринять. Надежда на хороший исход даже не теплилась в груди, я лишь надеялась выйти из ситуации с наименьшими последствиями.

«Если разбить стакан о его голову, то в ответ Оскар наверняка сломает мне руку или ребра, – обдумывала я варианты. – Просто оставить виски на столе не получится, Оскар продолжит удерживать меня в столовой, пока не соглашусь выпить или не выйду из себя. – Я глянула на мужа. Его брови сводились все сильнее. Он терял терпение. – Хотя если он сломает мне руку, то точно будет потом слезно извиняться. Если я выживу, конечно. Так-то и по голове может прилететь».

Из тяжелых размышлений вывел звон стекла. Оскар чокнулся со мной и осушил свой стакан. Пристальный взгляд мужа говорил: «Твоя очередь». Помимо нежелания пить, я боялась сболтнуть лишнего под действием алкоголя. У меня только появился план побега. Рассказывать о нем нельзя. Да и вдруг под градусом я выскажу мужу, что о нем думаю. Это повлечет за собой серьезные последствия. Мы ведь только недавно вновь стали нормально разговаривать. Точнее, пытаться делать вид счастливой семьи.

Не знаю зачем это Оскару, но мне фальшивая идиллия помогала сохранять остатки рассудка. Моя дрожащая рука поставила стакан на стол.

– Давай, просто поговорим, если хочешь? – предложила я без надежды на успех.

Глаза мужа сверкнули. Он дернулся. В ожидании удара я сжалась и невольно закрыла глаза. До слуха долетел звон. Я повернулась по направлению звука. Со стены, почти у пола, где лежали прозрачные осколки, сбегала жидкость, собираясь в маленькую лужицу у плинтуса.

– Если хочешь? – передразнил муж, указывая на ошибку в моем предложении. – А ты, дорогая жена моя, не хочешь?! – Оскар одним резким движением убрал пряди, упавшие на его симметричное загорелое лицо. – Ты ужасно неблагодарная. Я работаю над тем, чтобы наша жизнь была идеальной, а ты даже поинтересоваться искренне не можешь, как у меня дела! Только просишь у меня все время что-то. И просишь. И просишь. Все тебе не так, никогда не бываешь довольной. Никогда не достаточно того, что я делаю ради тебя.

Я старалась не отворачиваться от гневной речи, но то и дело отводила глаза. Щеки мужа чуть покраснели от прилившей к ним кипящей крови. Он на взводе. Мне хотелось расплакаться.

Каждый раз одно и то же. К боли не привыкаешь. Новый удар боишься так же, как и предыдущий. Я не представляла, сколько нужно пережить, чтобы спокойно терпеть физическую боль или на какой грани отчаяния находиться, чтобы стало все равно.

Муж обходил комнату, будто это его успокаивало. Он периодически постукивал пальцами по столешнице. Мое сердце замирало от гулкого звука косточек о дерево.

Оскар прошел к шкафу, оттуда достал граненый стакан, такой же как недавно разбитый:

– Попробуем еще раз. Ты стоишь каждой новой попытки.

Понятно, что говорил он о наших отношениях, но прозвучало так, словно речь шла о покупке товара. Стаканы наполнены виски. Оскар вновь сидел рядом, а у меня под носом стояла жижа, мутящая разум.

– Я обещал не применять силу, но и ты вспомни данные мне слова.

Муж непрозрачно намекал о брошенных мной в истерике мольбах начать все заново. Сказала, что смогу простить его. «Никогда», – четко пронеслось в моей голове. Оскар тогда поверил лишь потому, что я сама верила в то, о чем прошу. Настолько жить хотелось.

– Помню, – промямлила я.

Оскар указал на наполненный для меня стакан. Я смотрела на него, но пить не спешила.

– Раздражает, что тебе все время приходится об этом напоминать. Благодарности в тебе ноль, – процедил муж. – Я работаю ради тебя. Чтобы ты ни в чем не нуждалась, чтобы могла купить любую побрякушку, которую пожелаешь. Тебе только пальцем ткнуть нужно, и это появится. Ты не обременена готовкой, уборкой. Я ничего в ответ не прошу, кроме элементарной благодарности за беспечную жизнь.

Он просил. И гораздо больше, чем говорил. Оскар хотел, чтобы я полностью принадлежала ему. Возможно понял, что любить я его больше не могу, и нашел альтернативу в тотальном контроле.

Муж продолжал:

– Я простил, когда ты сдала меня полиции. Простил годичный побег и измену. Даже простил второй побег и измену, а ты жалкий виски выпить не можешь ради меня.

– Ты знаешь, как сложно это для меня.

– Именно поэтому это единственный способ доказать, что тебе не все равно на наш брак, – настаивал Оскар. – Пей.

Трясущейся рукой я поднесла стакан к губам. В голове боролись воспоминания о детстве, откуда и пошла нелюбовь к алкоголю, с яркими картинками жизни с Оскаром, где болит все тело.

Я сделала маленький глоток. Горло обожгло. От неожиданности я закашлялась, пролив остатки. Мерзкий запах усилился. Казалось, алкоголь пропитал все вокруг, не только мои джинсы.

– Умница. Люблю тебя за понятливость.

Оскар заулыбался. Он выпил и наполнил стаканы новой порцией виски. Муж чокнулся со мной, призывая пить дальше. Окрыленный маленькой победой над моей личностью, он развалился на стуле. Выглядел уставшим. Не хотелось вновь чувствовать обжигающий вкус, я заговорила в надежде отвлечь мужа: