Тот пол был не простой, он пришел в движение в тот самый миг, когда на нем распластался Михаил. Тот пол «поплыл» вперед, а парень приподнялся на локоть и, потирая шишку на лбу, наблюдал, как разверзается земля меж тем местом, где он только что был, и местом на котором лежит сейчас.

«О нет! Я падаю!»

Чувство падения и вправду возникло, но на самом деле ему померещилось. Часть пола, на которой он оказался, не падала и не кренилась, лишь удалялась все сильнее от своей изначальной позиции. И лестница, по которой он катился, уже пропала из виду.

Мишаня встал и отряхнулся, поднял факел повыше и осмотрелся: ни стен ни потолка, кусочек пола под ногами, квадратная платформа, примерно три на три метра, а вокруг пустота и чернота. Парень снова лег, на сей раз на краю платформы и на живот, очень осторожно заглянул под платформу.

«Какого… Нет опоры!»

Платформа в воздухе парит, под плиткой пола тонким слоем растут кристаллы, переливающиеся в свете факела оранжевым и алым.

Мишаня поднялся, макушку почесал.

– Во дела…

Прошел от края к краю и обратно. Подпрыгнул – платформа держится. Подпрыгнул чуть-чуть выше – платформа покачнулась но не сильно, устойчиво парит, так что не перевернуть.

«Ну нахер!» – больше пробовать не стал, боится – «Не ясно как высоко я или низко, и сколько вниз лететь».

Уселся. Есть о чем тут поразмыслить, но на самом деле хороших мыслей нет. Один и в темноте над бездной. Что впереди? Что позади? Куда летит? Летит ли вовсе, или уже остановился? Нет ветра в этой пустоте. Завис во мраке, в тишине, ни проблеска надежды. Как долго он пробудет здесь? Насколько хватит ему пищи? Беспомощен – он в океане на плоту. На плоту отчаянья, пропал безвестно и сгинет в одиночестве и в страхе, или в голодной муке.

С самим собою заперт, хоть кричи, услышит кто-нибудь. Услышит – не поможет, или хуже. Страшно, пот прошиб, трясутся руки. Кому кричать? Чудовищам из бездны или отродьям мрака, которые мерещатся повсюду? Не важно, все одно и то же! Уж сколько времени прошло? Минута, час, быть может день? Наверно день. Голод так часто не тревожит. Еду храним и воду по чуть-чуть, и медовуху – все по глотку раз в час, или возможно разочек в десять часов. И сон свалил единожды. Проспал наверно пять минут? Скорее всего, дольше в сотню раз. И к слову, какие нынче сутки?

Хоть кожу рви, какая скука. Дрейфует в ожидании подмоги или конца. Кто говорит твоя судьба в твоих руках – тот ни разу не был беспомощен и не знал безысходности. Продвинулся на метр, хоть на два или стоим на месте? Мрак не подскажет нам, куда ведет судьба. Сойти с ума вполне возможно…

«Камень!» – показался в темноте кусочек кирпича, а рядом еще пара лежат складно, целая стена, и в стене огромная дыра, а платформа медленно дрейфует мимо – «Плевать что там!» – Мишаня разбежался и перепрыгнул.

Приземлился на ноги и по инерции кувырок – хороший получился прыжок. Оглянулся, платформа уже уплыла в темноту, а впереди зал относительно скромных размеров, и у границы света с тенью видна дверь.

– Ес! – сжатый кулак поднят, это победный жест – Еще повоюем!

Зал круглый, а в центре, выстроившись, очевидно, по кругу, стоят глядя друг на друга шесть… «Трибун?» – ну нет же, мелковаты для трибун, это пьедесталы, пустые, то что их венчало уже давно утеряно в веках. И кстати, со стороны дыры в стене должен был стоять седьмой, но его завалило обломками потолка.

Зал, судя по некоторым косвенным признакам, когда-то в прошлом не уступал королевским покоям. Пьедесталы не просто пьедесталы, а настоящие произведения искусства тончайшей работы, вырезанные из мрамора, испещренные всевозможными образами с огромным количеством крохотных деталей. На каждом пьедестале особый знак и подписи, отлично сохранившиеся и доступные для прочтения.

Но Михаилу пофиг. Он, ни на что не обращая внимания, уверенным шагом подходит к двери. И что это за дверь? Двустворчатая, пускай не большая, но зато толстая и металлическая, и без единого, что удивительно, пятнышка ржавчины. Дверь пронизана механизмами, служащими для того, чтобы запирать и отпирать ее, и прямо сейчас поперек створок протянуты три массивные перекладины, вмонтированные прямо вовнутрь механизмов – заперто наглухо.

Мишаня приблизился к воротам, прикоснулся, надавил, толкнул.

– Еб... – почесал макушку, скривил рожу – Как вас открыть? – осмотрел механизм и нашел крестовое отверстие, напоминающее замочную скважину. Присел, заглянул в нее – темнота непроглядная.

– Эх-хэх... – устало вздыхал, доставая из кошелька отмычки.

Можно подумать он умеет ими пользоваться.

Засунул одну, поковырял, что-то щелкнуло.

«Ух ты! Изи лэвл!»

Но ворота не открылись. Через минуту или две ковыряний отмычка сломалась. Использовал вторую – сломал сразу же, и более того, она застряла в замке. С помощью третьей выковыривал из замочной скважины застрявшую, показался ее кончик, Мишаня взялся за него двумя пальцами, потянул и порезался.