Шрифт:
– Отпусти! Отпусти тварь! Мрази, суки!
Брыкаясь, парень вдруг задел кирку, немного нужно дотянуться, и он вооружен. Замах – удар, замах – удар, и в этом деле он волей-неволей, упускал из виду врагов, которые еще плотнее его ногу обхватили, тянули мантию. Но Михаил не сдался, он бил, колол и в итоге раздробил не меньше трех кистей и выбрался, а мантию вырвал. Отполз подальше от рунной линии, и киркой сбивал с ноги остатки рук и пальцев статуй.
Закончив это дело, он поднял свой меч, убрал его за пояс и расслабленно выдохнул. Напрасно. Отдыхать ему не суждено. По чертогу прокатился утробный рокот, и с высоты, из темноты над алтарем нечеловеческий голос произносил слова:
– Custodem… Custodem… Custodem… Custodem mortuorum…[1]
У Михаила волосы встали дыбом, он медленно повернул голову. Руны, словно голограммы, извиваясь поползли вверх на алтарь, и на статую. В пурпурном свете воссияла гигантская шестикрылая птица, два нижних крыла покрыты перьями, два средних – перепончатые, как крылья летучей мыши, а два верхних как у насекомого. Грудь птицы усеяна черепами, в чьих глазницах разгорается черно-пурпурное пламя. Абсурдно длинная шея изогнулась крюком, она несет на себе человеческую голову, которая казалось бы вывернута наизнанку, лицо находится на затылке, оно скрыто маской перевернутой вверх ногами, маска гладкая, пустая, единственная ее деталь – это разрезы для глаз, которые сверху вниз презрительно взирают на всех и вся. Из-под маски выглядывают длинные костяные наросты и невозможно различить, толи это роскошная корона, толи безобразная борода. А хвост птицы невидим, его силуэт подобен темному бесконечному покрывалу, неспособному отражать свет.
К счастью птица не движется, но смотрит, ее глаза горят.
– Custodem… Custodem… Custodem… Custodem mortuorum…
Страх и трепет парализовали парня.
Из черепов на груди птицы вырвался черно-пурпурный дым. Кружа по чертогу, он разделился на три части, и каждая выбрала по скелету авантюриста. Скелеты взлетели и зависли в воздухе, они обрели призрачную плоть, но не такую полупрозрачную, как у Ристо, а зловещую черно-пурпурную, объятую огнем. Рыцарь Гастон в латных доспехах с грохотом «Ту-дум!» приземлился на одно колено. Второй скелет, имени которого полу-призрак не называл, опустился на землю мягко и беззвучно, он совершил кувырок. А обнаженная призрачная чародейка Фелиза, осталась парить в воздухе, ее волосы вздымались, словно она находится под водой.
Чародейка указала рукой на Михаила, ее губы зашевелились. Неразличимое эхо заклинания раздалось в ушах парня, и он почувствовал, что не властен над своим телом, не может даже вздохнуть. Рыцарь, нашептывая фанатично «Custodem», подошел к нему, схватил за шкирку и потащил по ступеням к алтарю. Безымянный шел рядом, а чародейка уже ждала их наверху. Михаил не мог говорить, не мог сопротивляться, он попросту задыхался. Рыцарь поставил парня перед алтарем и удерживал, чтобы тот не упал. Безымянный взял руку Михаил и вытянул ее над алтарем, закатал рукав, забрал у парня свой собственный кинжал и приставил его к запястью. Скелеты заговорили:
– Живой явился в объятия Смерти – слова чародейки.
– Живой, Смерть принимает тебя – слова безымянного.
– Смерть нарекает тебя хранителем усопших – слова рыцаря.
– Хранитель алтаря, усопшие приветствуют тебя, живой слуга на страже царства мертвых! – сказали хором.
Безымянный рассек запястье, вскрыл парню вены. Потекла кровь, первая капля устремилась к алтарю. Михаилу показалось, что время застыло, капля его крови зависла в воздухе, мир утратил все цвета, лишь кровь осталась насыщенно красной, и пурпур продолжал сиять в глазах статуи Бога Смерти. Капля застывшая в воздухе, казалось бы, завибрировала, и один лишь раз прозвучал хор женских голосов:
– Abys-sus-s abys-sum invocat-t s-s-s…
И время возобновило свой ход. Капля упала на алтарь и вспенилась, вздыбилась, вскипела, как вода на раскаленном камне: «П-ш-ш-ш!». Испарилась.
Скелеты отпрянули и стали восклицать:
– Оскверненный… – слово чародейки.
– Испорченный… – слово безымянного.
– Нежеланный… – слово рыцаря.
И с потолка тоже донеслось слово:
– Veto[2].
Скелеты вздрогнули, их затрясло, словно эпилептиков во время припадка. Сотрясаясь, они фанатично шептали, вскрикивали и повторяли:
– Vastum[3]… custodem mortuorum…Custod… m… mortu… or…um… Veto… Cust… dem… mor… tuor…
Михаил смог дышать, почувствовал, что волен двигаться. Но был растерян и не мог сообразить, куда бежать, что делать.
Дрожащие скелеты взлетели. Из черепов на груди статуи вырвался столб дыма и закружился словно ураган. Он затянул в себя мертвецов, захватил все кости, что лежали в чертоге, и в том числе расколотый череп лича, но исключая косточки Ристо. Скелеты, кружась в черно-пурпурном урагане, распадались. Утробный рокот распространялся по чертогу. Руны светились и переливались, трещали, между ними мелькали электрические разряды.
«Ту-дум!» – земля сотряслась, и с потолка посыпался песок, а в след за ним и каменная крошка. «Ба-бах» – пурпурная молния ударила из глаз гигантской птицы по урагану. По рунам проскочил разряд «ба-бах и бах!» молнии метались во все стороны.
Парень упал, подполз к алтарю, прижался к нему спиной.
Кости в урагане приобретали форму, коронованный череп срастался, бриллианты в его короне загорались и снова гасли. Но кости вдруг вновь разбились, потеряли форму и начали собираться заново.