– Танк?

Петька продолжал терпеливо карябать гвоздем стену.

– Индус?

Петька швырнул гвоздь на сено, подскочил к Валерке и заорал:

– Ну почему индус?!! С чего ты взял, что индус?

– У него на голове такая же штука, – пробормотал перепуганный Валерка. – Как у индуса… Я на картинке видел… В учебнике у Анны Николаевны.

Петька секунду смотрел в бледное Валеркино лицо, потом на его рубаху, на которую от испуга уже капнула из носа кровь, и гнев его сам собой испарился.

– Это папаха, – сказал он. – А индус твой – это мужик на коне. Куда-то скачет.

– За папиросами? – засмеялся Валерка, обрадованный тем, что Петька на него больше не сердится.

– Может, за папиросами. Я не знаю. Ну, в общем, такая вот пачка.

– Такая большая? А сколько в нее входит?

– Нет, она не такая большая, – смутился Петька. – Просто бревно круглое. У меня так получилось.

– А-а, – улыбнулся Валерка и швыркнул носом, одновременно стирая подолом рубахи кровь с верхней губы. – А я думал, она такая огромная. Как мамкина шкатулка, где она документы про папку хранит.

– Нет, – сказал Петька. – Она вот такая.

И показал руками.

– Понятно, – кивнул Валерка. – А может, Казбек?

– Чего? – не понял его Петька.

– Я говорю, может, гора так и называется – Казбек?

Петька давно уже знал, что Валерка был умнее его, и даже не только его, но и вообще всех, кто ходил с ними в разгуляевскую школу. Анна Николаевна, например, когда не плакала, глядя на него, всегда его хвалила. Для Валерки у нее было ровно два способа поведения. Плакать или хвалить.

Поэтому теперь Петька нисколько не удивился Валеркиному предположению и не стал с ним спорить. Казбек так Казбек. Ему вообще было все равно, как эта гора называется. Хотя сам он вначале подумал, что Казбеком зовут конного мужика.

– А хочешь, я тебе своего щенка дам подержать? – наконец сказал он, охваченный внезапным желанием сделать Валерке что-нибудь хорошее.

– Хочу.

Глаза у Валерки блеснули и сделались круглые. Он оценил Петькин порыв. Жизнь редко была к нему великодушна.

Петька соскочил с сеновала, выхватил волчонка из тайника и быстро вскарабкался с ним до середины лестницы.

– Только не урони, – сказал он, передавая Валерке лохматый теплый комок. – Видишь, он еще спит.

– Я осторожно, – прошептал Валерка. – А как ты его назвал?

– Никак.

– Может, Испуг?

– Испуг? – удивился Петька, все еще стоя на лестнице. Над досками сеновала возвышались только его плечи и голова. – А чо Испуг-то? Он у меня ничего не боится.

– Нет, ИСПУГ – это значит «Иосиф Сталин Победил Ублюдков Германцев».

Петька на секунду застыл, переваривая услышанное, и потом со значением кивнул.

– Нормально. Только лучше «немцев», а не «германцев». Германцы были до Гражданской. А еще лучше – «фашистов».

– Но тогда выйдет «Испун». Или «Испуф». Странно как-то. Как будто бабка беззубая говорит.

– Да, – задумчиво покачал головой Петька. – Как-то не очень.

– А «Испуг» значит, что его все будут бояться.

С таким аргументом Петька спорить уже не мог.

– Ладно, давай мне его сюда. Ему дальше спать надо.

Валерка слегка привстал на сене и вытянул руки, чтобы передать Петьке волчонка, но не успел, потому что затекшие ноги подвели его, и он неожиданно опустился обратно, уже разжав руки и выпустив из них теплый пушистый комок, который, едва обретя имя, скользнул на самый край навеса, чихнул от пыли и от запаха сена, а потом вздрогнул и полетел мимо застывшего в ужасе Петьки прямо вниз – туда, где, как вилы, вздымались к сеновалу мстительные рога бабки Дарьиных коз.

Валерка съежился и прошептал: «Я нечаянно…», Петька безжизненными губами успел автоматически ответить: «За нечаянно бьют отчаянно», и они оба, как зачарованные, продолжали следить за бесконечным, как будто в тяжелом сне, падением их ставшего уже общим единственного достояния.

Волчонок пролетел мимо рогов и мягко шлепнулся на козью спину. Оттуда он соскользнул на пол, потряс головой, почесал задней ногой ухо и осоловело уставился на бросившихся от него в дальний угол перепуганных неожиданным прилетом коз.

– Вот видишь, – постепенно приходя в себя, прошептал Валерка. – Я же тебе говорю, «Испуг» – самое то для него имя.

* * *

После обеда Валерка слинял.

Утром, выбравшись из бабки Дарьиного сарая, они вдвоем с Петькой немного поискали Гитлера у реки, потом побросали друг в друга сверкающими на солнце осколками каменной соли, потом некоторое время лизали ее, притаившись в зарослях грязной полыни у дороги на станцию, а потом на горизонте мелькнули другие пацаны, и Валерка, ничуть не раздумывая, вскочил на ноги и побежал к ним. Петька, который не видел в Валеркином поведении ничего странного или неожиданного, тоже выбрался из полыни и постоял немного в раздумье на одной ноге, почесывая ее заскорузлой пяткой.