Или, как обычно нами говорилось, весело.

До слёз весело.

До злых ругательств, через которые выплескивались и собственное бессилие, и отупляющая усталость, от которой не ворочался даже язык и моментально засыпалось в любом положении.

Не просыпалось, когда будили.

И Князева, что к весне перебрался в наш дом, Енька однажды этим напугала. Она, отработав привычные день-ночь-день, пришла и упала, не раздеваясь. Уснула крепко и, как выразился Жека, мертвецки.

— Я домой захожу, а там темно и тихо, — он, едва заметно теряясь под взглядом Аурелии Романовны, рассказывал эту историю в Питере, в который уже по традиции на майские праздники мы улетели.

Решили двухнедельную дилемму Еньки, которая сомневалась и с Васькой совещалась. Не знала, ещё рано или уже нормально знакомить Жеку с семьей, звать с нами. И что скажет он сам, согласится ли.

Он согласился.

А я, получая родные и привычные рефераты, прогуляла пару учебных дней.

К маме и Лёшке, что бороздил просторы квартиры ползком и звонко выводил маму и папу, я хотела куда больше, чем учиться. Мне не хватало наших вечерних посиделок на лоджии и шумных возвращений Адмирала, который что-то вкусное и интересное обязательно приносил и встречать его требовал.

И даже по Аурелии Романове я за пару месяцев соскучилась.

— Я Женьку звать. Она же мне ещё в пять позвонила, сказала, что домой поехала. А тут как бы уже девятый час, а никого, только Рыжий под ногами путается и голосит, — Жека, сам увлекаясь, говорил уже свободнее, — жрачк… еды просит.

— Он всегда её просит, Князев, — Енька, возясь на ковре с Лёшкой и лишь щурясь, когда за волосы тот хватался, вставила насмешливо.

А Аурелия Романовна заметила строго и неодобрительно:

— Евгения, у тебя дурная привычка называть людей по фамилиям.

— Я больше не буду.

— Не верю, но сделаю вид, — на честный взгляд и задорное обещание наша бабушка не повелась, вернула всё внимание Жеке. — Так что там было дальше, Евгений?

— Ну… — царский взгляд, пусть и тушуясь, он выдержал, продолжил мужественно, — я Женьку на диване нашёл. Позвал ещё раз. Она не отвечает. Уже тормошить начал, и всё равно ноль реакции. А она ещё спала прям лицом в подушки.

— И ты, конечно, испугался, — «Не-ня», отвлекаясь от лепетания адмиральского сына, фыркнула весело, скорчила рожицу то ли Жеке, то ли Лёшке, который, требуя внимания, за ухо её к себе поворачивал.

Показывал на «Ау», как Аурелию Романовну, развлекая весь дом, он называл. Вил из неё веревки и морские узлы крутил, а она крутила и трепала нервы всем нам. И для первого раза Жека выдержал нашу «Ау» хорошо. Вытерпел все замечания и тонкие уколы из слов, на которые Аурелия Романовна была гораздо.

И из дома, отговариваясь важным делом, Жека сбежал только в предпоследний день. Тогда, когда мама, ухватив Еньку, по магазинам ушла, оставила нас. Кого рефераты писать, а кого с Лёшкой сидеть.

И на детской площадке во дворе, выходя следом, я Жеку нашла.

Пачку сигарет в руках, глядя сквозь меня, он вертел.

— Не обращай внимания, — я, садясь рядом с ним на скамейку, попросила примиряюще. — Аурелия Романовна неплохая, просто… про таких говорят, возраст и старая закалка. Она Адмиралу до сих пор простить не может, что он квартиру в новостройке купил. Тут же никаких изразцовых печей, о ужас!

— А про таких, как я, говорят, что неровня. Как она сказала, мезальянс у нас с Женькой? Верно назвал? — он ответил не сразу, а пару затяжек сделав. — Иногда кажется, пацаны правы были. Типа не выйдет ничего с Женькой. Она такая… такая вся… и красивая, и умная. И держится всегда так… как ваша Аурелия Романовна. Величественно, будто свысока смотрит. Я ей не подхожу. Я вон даже не знаю, что такое удар Невера. А вы все знаете.

И изразцовые печи раньше видели.

Не воспринимали этакой диковинкой, как Жека, когда первый раз в гости к Аурелии Романовне на Некрасова он пришёл.

— Это в лоб, прямо между глаз, — пальцем я ему в лоб и ткнула, постучала слегка. — И ты порешь ерунду. Енька тебя любит. Иначе скорее убилась бы, чем дала познакомиться с мамой.

— Но она сомневалась.

— Но позвала с собой, — я, возражая, привела самый весомый и неоспоримый аргумент. — И она не высокомерная. Она… как за маской, понимаешь? Или как черепаха, вроде панцирь твёрдый, но если его убрать, то убить легко.

Слова я подбирала тщательно, только уложить в один разговор всю нашу жизнь и объяснить, чтобы правильно и понятно стало, у меня всё равно не получалось. Не зналось, что более важно и… характерно, что ль?

Что лучше скажет о Еньке, о той, какой знаю её я?

Вытащить из памяти тот случай, когда мама была на дежурстве, а мы остались в доме одни? Встав ночью в туалет, я увидела сидящую под входной дверью Женьку с кухонным ножом. Ей тогда показалось, что под окнами кто-то ходит.

До утра под той дверью мы тогда просидели вместе.