Шрифт:
Угрюмо молчавший солдат решил выскочить на перрон во время остановки и куда-то побежал. Спустя время солдат вернулся улыбчивым с сигаретой Muratti за ухом и протянул мне переливающийся кошелёк со стереофотографией подмигивающей девушки. Он приобрёл его для себя и для меня у новоиспечённых польских предпринимателей, которые навязывали своё барахло пассажирам поездов.
Снова тронулись. Теперь с нами в вагоне были и челноки, или контрабандисты, или валютчики, а может, всё сразу в одном лице. Как только они узнали, что мы едем в Ростов и сами мы оттуда, умолкли, долго косились и незаметно отодвигались от нас, а потом вообще исчезли из нашего купе. Странно, что мы такого сказали? Вот-вот скоро мы пересечём границу. Семафоры мелькали яркой цветной вспышкой. Когда отец сказал, что мы на польско-советской границе, внутренняя тревожность испарилась. Значит, мы где-то на территории Беларуси. Отец задумчиво смотрел в окно, думая о своём. Чтобы скрасить хоть как-то время, солдат решил показать мне свой дембельский альбом. Это действительно немного отвлекло меня от грустных мыслей.
Вне зависимости от рода войск или лет службы, в каждом дембельском альбоме у тех, кто проходил свою службу в Майнингене, на обложке вы увидите нарисованный замок Ландсберга, либо его фотографию. На первой странице я пробежался глазами по тексту типичного вступления: «…И пусть даже через много лет, нечаянно прикоснувшись к этой реликвии, невольно вспомнишь бессонные ночи, тревоги, подъёмы и всё то, что включает в себя незабываемое слово «АРМИЯ». На следующей странице были уже как его личные, так и совместные с сослуживцами фотографии с подписями. Сразу видно, у тёти Марины заказывал. Больше всего мне понравилась одна фраза, я готов вам наизусть её пересказать: «Быть может, встретимся в пивной, друг друга угощая, а может, встретимся в бою, друг друга защищая». Сильно же звучит, скажите? До последних страничек с коллажами из фотографий известных достопримечательностей Майнингена я не долистал – убаюкивающий стук колёс погрузил меня в сон. Потом посмотрю, путь всё равно предстоял неблизкий. Вы бы только знали, как уныло и муторно было ехать в этом поезде.
Эх, приятно было пройтись снова по воспоминаниям из беспечного детского времени, когда смотрел на мир сначала сидя на плечах у отца с высоты его роста, а потом изучал его на своих двоих. Писать об этом тяжело, потому что вместо слов и предложений меня поглощает память. Мне совсем не хочется исписывать лист бумаги перед собой, вместо этого меня тянет откинуться на спинку стула, скрестив руки на затылке, и смотреть в окно, а на самом деле смотреть внутрь себя, где перед глазами предстают мои друзья. Другие прощаются со своим детством, забывая слова считалочек, переставая разговаривать со своими игрушками, пряча их в чулан. А я оставляю его здесь, в Германии. Улыбка сама непроизвольно появляется на лице. Наверное, я счастлив… Хотя почему «наверное»?.. Так и есть! Пускай ребёнком я был за границей, и мы видели то, что было недоступно моим сверстникам из СССР, но Германия стала родной каждому советскому человеку, прожившему здесь, я уверен, лучшие годы своей жизни! Мне кажется, что, повстречав на своём пути знакомые этикетки, или вкус, или запах, я мгновенно вспомню ГДР, страну, которой больше нет. Очутись я здесь снова, всё нашёл бы даже с закрытыми глазами. Я думаю, желание вернуться обратно в ГДР меня не будет отпускать ещё продолжительное время. Если раньше я хотел отправиться в будущее на машине времени, то теперь я хочу назад, обратно в прошлое. Подарки ребят, фотографии тёти Марины, открытки Gruss ans Meiningen и шрам на коленке – единственное, что я привезу на свою, так сказать, историческую родину. Жалею только об одном: что так и не вышло наведаться в Берлин. Но я гнался не за достопримечательностями этого замечательного города, я был заложником навязчивой мысли – а вдруг я встречу свою маму? Подобно перелётным птицам, мы летим навстречу своей судьбе – на юг. Итак, моя конечная станция – Ростов-на-Дону.
2 глава. Возвращение
(1991 год)
Фильм «Берегись автомобиля» начинается со слов о том, что эта невероятная история могла произойти в том числе и в Ростове-на-Дону, помимо других городов. Что ж, вполне может быть. Но одно известно наверняка – такую историю практически невозможно выдумать в своей голове, только если попасть в её круговорот, а может, даже в эпицентр, или банально пересказать чужую. Да, бесспорно, для того времени история похожа на типичную, ту или иную часть вы слышали от кого-то или где-то читали, но она одновременно и личная, а значит уникальная.
В книгах привычным сюжетом было описание возвращения главного героя туда, где он был счастлив, – в то место, где он провёл детство. Но на Виталика это не могло распространяться. Ведь он едет туда, где его никто не ждёт, да и он сам не рад факту возвращения. Здесь нет тех мест, при воспоминании о которых на сердце становилось теплее. Здесь он не бегал босиком по лужам после дождя, здесь нет абсолютно ничего родного его душе. Все рвались на Запад, а он приехал туда, откуда все старались сбежать.
У его отца Алексея возник резонный вопрос: либо посвятить себя сыну, устроившись на легальную работу, либо же гоняться за сладким куском, вкусить его года этак на три и при этом каждый день рисковать своей жизнью. Для него выбор был очевиден. Его комфортный мир резко рухнул, а единственным ориентиром в жизни оставалось отцовское обязательство перед сыном. Понятное дело, что он растерялся, хоть и не подавал виду. Алексею предстояло привыкнуть к ритму гражданской жизни, к городской суете и суматохе, а это будет очень тяжело, особенно если ты приехал из маленького спокойного городка в шумный мегаполис. Но человек – существо, которое адаптируется к любым условиям.
Для него, как для отца, ситуацию усложняло ещё и осознание того, что Виталик уже подросток, а значит, нужно оберегать сына от всяческих соблазнов, которые могут привести его не туда. Нужно не забывать и про то, что Алексею не с кем было разделить свои невзгоды и тяготы быта. Он так и остался в одиночестве, соседка Марина за ним не поехала. Но у него просто не было права на проявление слабости, нужно совладать с этими переменами в жизни. Кроме него, у Виталика никого нет, он может остаться сиротой не дай бог. А что перемены? Кто его знает, какие они будут, что будет дальше, к чему надо быть готовым…
Да, Алексей Самойлов пусть и верил в коммунизм, но не был ярым последователем советской идеологии. Тем не менее он не считал, что упустил в воспитании сына что-то важное, как ему казалось. В отличие от других, он не менял своё мнение на ходу – вчера целуй портреты Ильича, а сегодня уже голосуй за Ельцина, за демократию. Алексей занял скорее выжидательную позицию, место наблюдателя со стороны, не выдвигая гипотез, к чему могут привести происходящие вокруг изменения. Он развил в себе умение прекрасно адаптироваться под необходимые сформировавшиеся запросы в обществе и получать из этого выгоду, памятуя завет Льва Троцкого о том, что победу одержит не самый сильный или умный, а самый гибкий. Это только на первый взгляд такая характеристика Алексея кажется странной. Но люди, знающие его лично, понимают, что Лёша отлично находит контакт практически с любым человеком, невзирая на его характер или «тараканов». Это и помогло Самойлову-старшему обзавестись нужными знакомствами, по цепочке которых он и вышел в вооружённые силы. Смешно и говорить, но в школе Алексею часто пророчили судьбу рецидивиста, который проведёт свой век в стенах тюрьмы.