— Вот тебе на! — озаботилась вторая брюнетка с женской прической, но тоже с накачанными губами. — А ведь она каждый вечер из клуба с новым ершиком уезжала… Это сколько же спирохет она запустила? Надо поосторожней…

Неожиданно к Скату подошел прославленный сегодня, но не награжденный дублер Оконцев. Он был сильно пьян и зол на весь свет, однако, на свою беду, из абстрактного «всего света» решил сорвать злость на конкретном человеке, которого в определенных кругах знали под позывным Скат.

— Ну что? Наелся, напился? — развязно произнес он. — Пойдем, я вытряхну из тебя все, что ты сожрал на халяву!

И снова первым движением Ската было принять вызов. Но что-то его удержало. Может быть, обнимавшая за талию нежная рука Джен, может быть, предостерегающе помотавший головой Ерш, а может быть, то благоразумие, которое было ему присуще. За исключением моментов, когда его перекрывало, — тогда благоразумие отключалось.

— Не надо, живи дальше, парнишка. — Скат благодушно похлопал дублера по плечу.

Но тот завелся еще больше.

— Струсил? Пошли, а то я тебя прямо здесь размажу!

— Так я и знала! — воскликнула Галка, вынимая руку из кармана Ерша, словно подняла якорь эсминца, предоставляя ему свободу действий, которая сейчас непременно понадобится. Но парни, к ее удивлению, вели себя спокойно.

— Лучше давай пожмем друг другу руки. Кто сильнее сдавит, тот и выиграл. — Скат протянул ладонь, жесткую и с набитыми костяшками. Он был ниже дублера ростом и явно не так накачан.

Усмехнувшись, тот протянул свою руку. Ладони сцепились.

— Дави, — сказал Скат. — Ну, сжимай, что же ты?

Видно было, что здоровяк давит изо всех сил, но это не производило на Ската никакого впечатления.

— Ну ладно, не хочешь ты, тогда я слегка сожму, — сказал он. — Готов? На счет три: раз, два, три!

Лицо Оконцева исказила гримаса боли и он, ойкнув, упал на одно колено.

— Все, все, все! — кричал он и махал ладонью, которую Скат сразу же отпустил. — Ты мне пальцы сломал!

Любопытные, наблюдающие за этим состязанием, поспешили отвести глаза и отойти в сторону, от греха. Обещавшая острое зрелище сцена оказалась опасной, краткой и малоинтересной. Правда, не для всех.

Круглый с удовольствием дописал что-то в блокнот и повернулся к своему эскорту:

— Ну что, мочалки, поехали в «Банкноту»! Дядя Костя платит!

— Вау! — радостно закричали блондинка и брюнетка.

Это был самый престижный и дорогой клуб столицы, туда водили только самых элитных девочек. Но им повезло: Круглый пребывал в хорошем настроении.

Скат и Ерш тоже были довольны проведенным вечером. В почти опустевшем зале они забрали с собой полбутылки виски, бутерброды и даже повезли своих спутниц на такси. Как говорили еще древние римляне, сформулировав классический принцип справедливости: suum cuique — каждому свое…

Сегодня он вернулся, по своим меркам, рано — за полчаса до полуночи. Для снятия дневных стрессов наполнил хрустальный стакан до половины коньяком, повалился в кожаное кресло, вытянул ноги, сделал первый глоток и включил телевизор. Показывали передачу с помпезным названием «Сенсации культуры». Впрочем, ему было все равно, что смотреть, — важен привычный изобразительно-звуковой фон, без которого домашнему вечеру чего-то не хватает. Прихлебывая ароматную обжигающую жидкость, он постепенно расслаблялся, безразлично глядя перед собой. Взгляд упирался в огромный экран, где шла обычная светская тусовка, на которой неизвестные ему люди за что-то хвалили и награждали других столь же неизвестных людей. И те и другие не вызывали ни малейшего интереса и не пробуждали желания ознакомиться с нетленными произведениями культуры, за которые они получали свои медали и дипломы.

Но вдруг чуждое всему духу мероприятия и облику участвующей в нем публики слово «спецназ» вырвало его из полудремы. Произнес его щекастый человек с круглыми детскими глазами, бессмысленно взирающими на непонятный мир вокруг. Он мудрено говорил, выдавал себя за писателя по фамилии Потемкин и за окутанного атмосферой секретности спецназовца, причем сравнивал своих якобы коллег с пчелами и муравьями, особи которых по отдельности не имеют никакой ценности.

Такое открытие сразу же вызвало желание, не вдаваясь в подробности, набить ему морду. Но этим дело не ограничилось — когда лже-Потемкин заговорил про обязательное отсутствие индивидуальных личностных качеств у того, кто рискует жизнью, оставаясь в заслоне, он одним глотком допил коньяк, поставил на столик стакан, выпрямился в кресле и стал внимательно слушать. Себя щекастый дистанцировал от пчел с муравьями, дав понять, что ему, в силу выдающихся качеств, не годится жертвовать собой ради других. С ним не согласился тощий, похожий на согнутую удочку, корреспондент. Уставший от потока словоблудия хозяин квартиры раздраженно выключил телевизор и выругался.

— Много вы понимаете, пидоры! Вас бы на Шамаханские болота! — Он плеснул себе еще полстакана, вдвое превышая обычную вечернюю норму.

Ему не хотелось копаться в воспоминаниях. Но то, что было сказано, задело его за живое. Да, он остался в прикрытии, и он знал, что делать, и он знал, что будет, если он не сделает того, что должен сделать. И он этого не сделал. Значит, прав этот толстощекий, прикрывающийся чужой громкой фамилией? Собственно, у него все чужое: и имя, и биография, и содержание книг, и даже само слово «спецназ», которое никак не вяжется с его обликом. Но это утверждение… Попало ли оно в точку? Да и тощий корреспондент — что он знает про то, о чем собрался спорить? Ни один, ни другой даже близко не были в такой ситуации: им никогда не ставилась задача остановить вооруженных преследователей ценой собственной жизни. Они не знают, что такое африканские собаки-людоеды. Хорошо бы посмотреть на них самих в такой ситуации…