Шрифт:
И все же почему он помогал ей? Почему спасал ее, хотя в свое время не стал спасать товарищей? Хотел уравновесить чаши весов? Пожалуй, да. Им руководила растревоженная совесть. Это была компенсация за то, что он сделал в Борсхане. Спасти Виолетту означало успокоить самого себя, что он и сделал. На какое-то время стало легче, и перестали сниться сны о предательстве. Но вот — сегодня снова тот же сон… И это, несомненно, что-то означает, ибо он точно знал: в жизни ничего не случается просто так, даже сны не снятся!
При самом простом толковании сегодняшнего сна выходило, что это подтверждение: бывшие товарищи узнали о нем и стали искать. И, скорее всего, Виолетта поможет им в этом. И что же делать? То, что обычно делается в таких случаях, сейчас не подходило. Он не собирался убивать Виолетту, он не собирался убивать своих сотоварищей, тем более что это очень трудная задача…
И он налил себе еще полстакана коньяка. В конце концов, это самое простое, что он мог сделать в данной ситуации.
Служебное расследование заняло не больше недели. Но уже в первый же день стало ясно, что Скат никакой не шпион: Филин и Ерш слово в слово повторили его показания, а видеокамеры наружного периметра наглядно подтвердили правоту всех троих. Теперь острие подозрений уперлось в подозрительного полицейского, кружащего со спецручкой в кармане по запретной зоне вокруг секретного объекта. Гордеев запросил данные на майора полиции Николаева. Правда, здесь контрразведчика ожидало неожиданное и парадоксальное известие: оперуполномоченный отдела по раскрытию убийств сам оказался убит в тот же день, когда у него забрали ручку. Или потому, что у него отобрали ручку?! Это уже было похоже на попытку замести следы… А для некоторых похожесть воспринимается как установленный факт.
— Концы рубят! — уверенно сказал Гордеев. — Значит, это действительно шпионская линия. Только почему он искал подходы к нашему объекту? Какой смысл интересантам привлекать полицейского? Тут больше подошел бы кто-то из военных…
Но на эти размышления вслух его помощник, лейтенант Вилков, ответить не осмелился, а начальник, полковник Смирнитский, ответил не по существу:
— Какого хрена ты мне вопросы задаешь?! Ты мне ответы давай! Кому шли сигналы с этой сраной ручки?
— Мы пытались установить, товарищ полковник, но ничего не вышло: на приеме оказалась какая-то «левая» сим-карта, которая нигде не зарегистрирована и не «привязывается» ни к какому аппарату…
Смирнитский выругался, но тут же махнул рукой:
— Ладно, нас это уже не интересует! Майор полиции находится в юрисдикции гражданских ведомств. Подготовь сопроводительную нашим смежникам, я подпишу! И сразу же отправляй материал им… Пусть сами ломают голову!
— Так точно, товарищ полковник! Я рад, что наши парни непричастны к этому гнилому делу!
— А рад, так заканчивай свою писанину!
— Есть, товарищ полковник! — щелкнул каблуками Гордеев.
Заключение служебного расследования сняло подозрения со всех фигурантов этой истории. Но восстанавливать Ската в составе группы, отправляющейся на задание, никто не собирался. С этим вопросом он подошел к командиру.
— Я рассчитывал на эту командировку, — принялся объяснять он. — Мне нужно восстанавливать разбитую машину, и я надеялся, что боевые мне здорово помогут…
— Я ничего не могу сделать, — с сожалением развел руками Кленов. — Это команда Вилховского. Сразу, по горячим следам так решили. А теперь менять приказ — это целое дело. Хочешь, напиши рапорт, сходи к нему на прием… Даст согласие — я тут же переформирую группу… — Он помолчал, внимательно разглядывая подчиненного. — Только… Ты уверен, что действительно этого хочешь? Ты же знаешь…
— Так точно, товарищ полковник, все знаю. Но у меня нет другого выхода…
— Ну, как знаешь… Тогда действуй!
Скат написал рапорт и пошел к генералу на прием. Как ни странно, Вилховский отнесся к нему благожелательно и, можно сказать, благосклонно: принял, внимательно выслушал и наложил резолюцию: «Восстановить в списке номер один в связи с отсутствием оснований для исключения».
Радостный Скат вернулся в часть. Но товарищи отнеслись к его победе настороженно.
— Ты же знаешь правило спецназа, — медленно, словно шел по минному полю, проговорил Филин. — «От войны не бегай, на войну не рвись». Включили тебя в списки на боевые — пошел. Не включили — не идешь…
Ерш, Бес и Звезда смотрели в сторону. Дед кряхтел и гладил раненую ногу.
— А что, если не включили, а пошел? — поинтересовался Бобер, который по молодости многих примет не знал.
— Что-что! — сказал Дед. — Расчтокался! Сам не понимаешь что?!
Бобер глянул на помрачневшие лица товарищей и перестал задавать глупые вопросы. Он и так понял: если сам напросился на боевой выход — тебя убьют!
Будущей звезде эстрады Скат таких подробностей не рассказывал. Он вообще избегал подробностей во всем, кроме служебных отчетов и рапортов. Но даже если бы он решил нарушить это незыблемое правило своей профессии, то вряд ли успел бы — вернувшись домой, он сразу попал в объятия Джен и вместе с ней оказался в постели, где мужчина и женщина на первых порах не беседуют в обычном смысле слова, а занимаются всякими глупостями, которые сопровождают несвязными словосочетаниями, в большинстве случаев не имеющими никакой логики и информационной насыщенности.