— Всё разжевывать надо? Что знаешь, то и расскажи.

— Не много знаю, только то, что почерпнула из памяти создателя. Так что, рассказ будет короткий. Мира — японское имя, означающее «сокровище будущего». Мать её была японка, отец белый, какой-то вроде голландец, окопавшийся во Вьетнаме. Создателю она напоминала актрису Мэгги Кью. Не знаю, кто это. А ты знаешь такую?

Блин, точно! А я-то думал… на кого она похожа? Молоденькая Мэгги. Очень была хорошенькая… На любителя, конечно, но тут мы с её создателем, похоже совпадали во вкусах.

— А должность у нее какая?

Феечка усмехнулась.

— Это ты её сам спроси.

— Спрашивал, не отвечает, — вздохнул я, — А почему ты её не любишь?

— Невменяшка, — коротко охарактеризовала Ева, — проявила непрофессионализм, замутила с создателем, косвенно виновна в его смерти.

Настал мой черед усмехаться.

— Ты, насколько я понял, тоже косвенно виновна.

— Да, — печально согласилась феечка, — еще больше, чем она. Знаешь, это я попросила руководство, чтоб её поставили на наше дело.

— Вот, так сюрприз! — поразился я. — Где логика?

— Эй, логика, где ты, ау? — стала искать вместе со мной Ева. — Может, под столом? Нет, под столом! Может в шкафу? — она встала и заглянула в шкаф, пожала плечами. — Нет, в шкафу. Может в холодильнике?

— Хорош придуриваться!

— Смешно, требовать логику от девушки.

— Какая ты девушка — ты функция!

— От функции слышу! — и обидевшись, Ева исчезла.

На что она все время намекает? — думал я, собираясь в дорогу.

— Зачем тебе в Тбилиси? — который раз недовольно спросила Мира.

— Я же говорю, — терпеливо объяснял я, — мне нужно увидеть Джуну.

— Блять, заладил, Джуна, Джуна! Что за имя дурацкое? Кто эта ебанашка?

— Ассирийское имя. Вообще-то, она Евгения. В будущем, известный экстрасенс. Слушай, чего ты возмущаешься?

— Не хочу ехать в эту дыру.

— Так не едь!

— Издеваешься? Я должна за тобой присматривать.

— Присматривать… — усмехнулся я забавному слову, — а не указывать, что мне делать или не делать! Так?

— Да, — нехотя буркнула она.

— Ну так и не указывай!

Она надулась и отвернулась к окну.

— Поезд через час. Идешь?

Она обернулась с выражением лица — как ни в чем не бывало.

— Я придумала!

Тбилиси, вытянувшийся вдоль русла Куры, располагался в узкой долине, сжатый каменными ладонями гор. Жилые кварталы цветастыми ярусами крыш карабкались по склонам, теснясь на террасах, подпертые скалистыми утесами. Над всем этим хаосом возвышалась пологая вершина Мтацминда со свечкой свежевоткнутой телевышки.

Бегло изучив в поезде путеводитель по городу, я уже знал, что грузинское слово «тбили» означает теплый. Название происходило от множества теплых серных источников, бьющих на дне котловины. Якобы в первом веке от рождества Христова, местный царёк Вахтанг Горгасали, охотился в здешних местах, и запулил стрелой в фазана. Птица свалилась в серный источник и исцелилась, а царь, сожрав её исцеленную, повелел возвести здесь свой дворец.

С тех пор в районе площади его имени, один за другим вырастали купола серных бань. Несмотря на вонь, в Средние века эти бани являлись для тбилисцев и гостей города, чем-то вроде клубов, где с утра и до вечера обсуждались сделки, устраивались смотрины или праздновались шумные пирушки с песнями и плясками.

Прежде чем отправиться в гостиницу, я решил немного покататься по городу, запоминая расположение главных улиц и достопримечательностей. В качестве ориентира служил, видный отовсюду, шпиль телебашни. В центре Тбилиси было относительно просторно и чисто, по тротуарам чинно шагали люди, витрины магазинов сверкали, улицы окутывал запах платанов и кипарисов. Но стоило немного углубиться в жилые кварталы, как картина разительно менялась, становясь все более сюрреалистической. Тбилисская архитектура по природе конструктивна, поэтому новейшие постройки теряются среди старых и просто древних.

Проспект Руставели с его помпезными зданиями и магазинами соседствовал с убогими кривыми закоулками, утыканными какими-то совершенно невероятными курятниками, сложенными из разноцветных кирпичей. Ветхие оконца, увитые плющом и виноградом, покосившиеся терраски, осыпающиеся балкончики, галереи, лесенки, деревянные решетки.

Тем не менее в этих развалюхах жило множество людей, а ущелья улиц, проложенные между ними, были запружены беспрерывно сигналящим транспортом и галдящим народом. Никто не уступал дорогу, никто не соблюдал правила движения, никто не считался с мнением окружающих.