— Перелом.

— Ты Ленку не бил?

— Нет, только она меня.

— Это она тебя так? — засмеялся Михаил Викторович.

И именно в этот момент у Кости появилась идея, а не обвинить ли Лену в том, что она сломала ему руку? Тогда, она тоже должна была бы чувствовать себя виноватой. Может, это помогло бы им наладить контакт?

Но он всё же так не поступил. Наверно потому, что в таком случае ему пришлось бы нести на своих плечах не только вину измены, но и ещё клеветы. Лжи достаточно.

— Сам. В стену ударил.

— Молодец, — снова засмеялся тесть.

— Михаил Викторович, ну хоть Вы-то скажите Ленке, чтобы она от меня не пряталась. Нам с ней поговорить надо, не дети же.

— Дети вы, дети. Как были детьми, так и остались.

— Но Вы, как мужчина, должны меня понять. Иногда всё так наваливается, просто душит, что ещё делать? Вы же тоже изменяли.

— Я? — удивился тесть, — ни в жизни. Пить — пил, но изменять — никогда.

— И что, теперь Вы меня призираете?

— Ну сходил налево. — отмахнулся Михаил Викторович, — Многие мужики так делают. Но ни один из них не муж моей дочери. — посмотрел он прямо на Костю.

— Не надо меня отчитывать. — возмутился тот.

— Я и не собирался. Время твоего воспитания давно уже упущено. Тебя твой отец воспитывать должен, не я. Будь ты моим сыном, я б тебя огрел, или лучше ремнём прошёлся бы, и не посмотрел бы, что ты лоб. А так, что с тебя взять. Я сразу знал, что разведётесь.

— Вы сейчас это специально говорите, чтобы меня позлить. Если бы я был бы примерным мужем, Вы бы сказали, что и это знали…

— Тогда я удивился бы, что ошибся. Но, пожив с моё, смотришь на жизнь по-другому.

— По какому, «другому»? Вы слесарь всего лишь!

— А тебе, что, институт много мозгов дал? Стоишь тут — сопли распустил. А семью не содержать, не защитить не смог. Я в твои годы…

— Вот только этого не надо. Вы в свои годы… В том-то и дело, что сейчас уже давно не годы Вашей молодости. Сейчас давно уже другие правила, и жить надо по-другому.

— Я в твои годы, — настаивая, повторил Михаил Викторович, — Ленку уже воспитывал и семью обеспечивал. Тоже было тяжело. В запои уходил, а от того ещё хуже только становилось. Вы вот, что один, что вторая всё от родительских советов носы воротите, тупые мы для вас. А мы по тем же граблям прошлись, да ещё и попрыгали.

— Я давно не подросток. — возразил Константин.

— А ума не больше, чем у подростка. Ну вот чего тебе было нужно? Лена же хорошая девочка. Любила тебя. Да, ссорились вы, она иногда нам жаловалась, но хорошая же. А ты её на кого променял? На получше? Всё, как ребёнок. Есть одна игрушка, но уже не та, старая, приелась.

— Не из-за этого я изменил, — сквозь зубы процедил Костя. — У Вас всё так просто? Я по-Вашему кто, собака, чтобы ничего, кроме инстинктов не иметь? Даже у собак есть свой характер и потребности.

— Вы со своими «потребностями» и «психологией» в дурку все скоро съедите. Или в тюрьму. Сколько поколений люди жили, и справлялись. А вы, вместо того, чтобы пример брать, как делать надо, все стали эгоистами. И вот итог. Каждый сам о себе думаете.

— А в ваше золотое время, значит, не изменяли? — усмехнулся Костя.

— Изменяли. Те, у кого «чесалось».

— А у Вас, значит, не «чесалось»?

— И у меня чесалось, но когда хотел «почесать», я точно знал, смогу ли я потянуть то, что за этим последует. А потому и чесал только об жену.

— Так, не из-за великой к ней любви, значит? — ухмыльнулся Костя.

— Ты ещё даже не знаешь, что такое любовь, а уже баллады мне поёшь. У вас любовь — это по углам зажиматься, да ночью надеяться, что родители старые и спят. Поэтому и ищите на стороне всю эту «любовь», которой больше от жены и мужа не чувствуете. Боитесь вы, когда ваша ненастоящая любовь в настоящую меняться начинает. — чуть помолчав, он добавил: — Я тоже человек глубоко несчастный, может. Не добился всего, о чём мечтал. Но счастье я нашёл не общее, а своё, тихое. В жене и дочери. Если так и будешь по бабам шляться, то такого же никогда не получишь. Человек может прожить без денег, а без близких — никогда. Волком смотреть на всех будешь, и волком выть. — ещё немного помолчав, он вдруг спросил: — Шоколадка у вас есть? Или печенье какое-то?

— Чай пить будете? — снова засмеялся Костя, но чуть позже заметил, что Михаил Викторович побледнел: — Вам плохо что ли?

— Сахар упал. Сладкое надо.

Костя нахмурил лоб, кажется, прикидывая, правду ли ему говорят, и если да, то что делать?

Вообще Михаил Викторович никогда на здоровье не жаловался особо. Да о нём костя тестя никогда и не спрашивал.

Видя, что мужчина не врёт, он быстро пошёл на кухню и, разрыв шкафчик со сладостями, добыл оттуда несколько шоколадных конфет: