Вечером на небе собрались тучи. Когда Настасья вышла с работы, небо нависало над городом в молчаливой угрозе. Люди спешно покидали свои рабочие места, на улице было оживленно. Смешавшись с потоком толпы, Настасья двинулась в сторону автобусной остановки. Места под навесом не осталось, и она скромно встала неподалеку, ожидая сто четвёртого автобуса. Последние пять лет она не спешила возвращаться в квартиру, от этого часто пропускала автобус, набитый людьми. Комфорт и спокойствие стали важным элементом ее жизни. Внимание Настасьи привлекла молодая женщина, она нежно поглаживала мальчика лет шести по голове, пока тот без умолку рассказывал матери о том, как они в садике лепили из пластилина Чебурашек. Неужели и ее Миша мог бы рассказывать о таких пустяках, стоять рядом, держать за руку. Какой бы она была ему матерью? Четыре года мучений и боли, вот что успел узнать ее сын о жизни.

Автобус подъехал скрепя тормозами, люди ринулись в сторону дверей, пихаясь, не пропуская друг друга. Гром в небе и яркая вспышка над зданиями. Дождь крупными каплями сорвался вниз. Люди, словно от огня еще агрессивнее стали пихать друг друга, их возмущенные голоса срывались на крик. Мужчина в черном строгом костюме подтолкнул Настасью в спину:

– Вы вообще собираетесь ехать? – прорычал он над ухом.

– Успокойтесь, все поместимся. – Ответила Настасья.

– Мама! Мамочка… – где-то за толпой пронесся тревожный детский голос. Настасья оглянулась, но ребенка видно не было. – Мама, я тебя не вижу! – вновь услышала она. Толпа несла ее к дверям, все ближе, отдаляя от источника звука.

– Вы слышите? Там ребенок! – Вытирая холодные капли, стекающие на глаза, Настасья пыталась разглядеть потерявшегося мальчика. Мальчика? Ведь голос до боли знаком Настасье.

– Пропустите, разойдитесь! – распихивая локтями людей, Настасья бежала в противоположную сторону от автобуса.

– Сумасшедшая. – выкрикнул кто-то из толпы. Но Настасье было все равно, что о ней подумают другие. Перед ней, спиной стоял мальчик, волосы русые, в точь как у Миши. «Это он…», пронеслось в голове Настасье. Она схватила мальчика за плечо и силой развернула к себе.

– Что вы творите! – заорала мать мальчика, прижимая его к себе. Малыш испуганно смотрел на Настасью.

– Прости, пожалуйста, простите… – мать брезгливо фыркнула в ее сторону и взяв ребенка за руку, поспешила к автобусу. Двери захлопнулись, и сто четвертый тронулся, громко тарахтя по пути. Что нашло на нее? Она ведь знала, прекрасно понимала, что Миша не мог тут быть, не мог звать ее. Это все общение с Юрием Анатольевичем и его латынь, уверяла себя Настасья. Каким-то странным образом он повлиял на ее психику, пробудив старые воспоминания и надежду. Надежду на что, задумалась Настасья. Но ответа внутри себя она так и не нашла. Решила, что нужно зайти в аптеку у дома, купить успокоительное.

На улице гремела гроза. Женщина стояла на автобусной остановке, мокрая насквозь. Она с печалью смотрела вдаль, в ожидании следующего автобуса.

Еще в детстве Вероника Васильевна заметила, что ее сын отличается от сверстников. Она была уверена, по-другому и быть не могло. Союз двух ученых радио физиков не мог создать обычного, ничем не отличающегося от других ребенка. Пока другие матери залюбливали своих сыновей, отдавали их в спортивные секции, Вероника Васильевна вкладывала в Юру крупицы разума и интеллекта. В два года ее Юрочка уже читал, в три стал изучать физику и химию, конечно, не по собственной воле, но мать знала – ее труды не напрасны. Гений, он должен был изменить мир, дать нашей стране выйти на первое место, получить всемирные награды и тогда, возможно, материнское сердце было бы спокойно. Но нет, Юра выбрал другой путь. Из всех наук его интересовали языки, древние, забытые, никому не нужные. Когда после окончания школы Юра поступил в Москву на факультет филологии, мечты Вероники Васильевны рухнули. Во всем виноват отец Юры, он всегда поощрял его любовь к языкам, покупал не ту литературу. Со временем мать смирилась и даже стала гордиться Юрой, когда тот вернулся в родной город и стал профессором в Нижегородском лингвистическом университете. Его уважали соседи, на работе Вероники Васильевны часто говорили, что она воспитала достойного сына, это успокаивало мать. Но недавно, Юра решил уйти от преподавательской деятельности, увлекся какими-то древними текстами и решил путешествовать по России в поисках странных и никому не нужных легенд. Нет, этого она не могла позволить. Вот так, бросить все, пустить на самотек карьеру, ради чего?

– Я надеюсь, Настасья Викторовна вразумит тебя. Посмотри, в кого ты превращаешься, щетина не красит мужчин. – бубнила Вероника Васильевна сыну по дороге домой. – И вообще, ты о нас с отцом думаешь? Мы не молодеем, знаешь ли… А ты вон что удумал, мало того, бросишь стариков, еще и сам без денег останешься! Если на пенсию мою рассчитываешь, нет уж! Ты вообще слушаешь меня? – Юра слушал, но не внимательно. Ему не нужно было слышать, чтобы знать мысли матери на его новую деятельность.

– Я буду преподавать. Возьму учеников на дом. Без денег не останемся. – холодно ответил он.

– Юрочка, я хочу, чтобы ты ошибок не наделал, забочусь о тебе! А ты все деньги да деньги. Подожди, не спеши, обдумай все еще разок.

Юрий взглянул на мать сверху вниз. Ее маленькие ножки еле поспевали за ним, один шаг Юрия стоил ей трех. Тридцать восемь лет он провел с ней и отцом под одной крышей, но никто так и не узнал его истинную суть. Юра любил родителей, с благодарностью и уважением относился к их непростым характерам. Но сейчас он ощущал себя на границе новых открытий, скачка, который должен изменить его жизнь. Одиночество, вот что он чувствовал в последнее время все сильнее. Быть непохожим на других, его устраивало, даже льстило, но сейчас, он устал, его жизнь должна измениться, заиграть новыми красками.

– Смотри какие тучи, нужно успеть домой, пока не начался ливень! – Встревожилась Вероника Васильевна.

– Ты иди, я за хлебом и вернусь, думаю, усею до грозы.

Юрий был рад, что мать согласилась. В его планы входило заглянуть еще в одно место и только потом вернуться домой. По дороге в почтовое отделение Юра думал о Настасье Викторовне, о печали в ее карих глазах. Таких глаз он еще не видел, что за секрет скрывает эта женщина, интерес нарушал его спокойное существование. Раскат грома, небо вот-вот разразится небесными слезами, – Юрий прибавил шаг.