Шрифт:
Лиам:
«Это гребаный позор.»
Я испытал неприятный приступ удивления, открыв его сообщение. Я не ожидал такой язвительности — или того факта, что он больше ничего не добавил, поместив сообщение в контекст. Он же не думает, что я сделал это?
Я думаю о том, что сказал бы мой отец, будь он всё ещё жив, затем встряхиваю головой, чтобы прояснить мысли, потому что нет смысла гадать об этом. Он бы разозлился на меня за то, что я позволил всему зайти так далеко.
Когда мы проходим мимо здания “Этуаль”, Моро появляется в дверях и кричит:
— Отличное фото, Стоун.
Я показываю ему средний палец, но отказываюсь поддаваться на провокацию, как бы он ни злорадствовал. Я не хочу доставлять ему удовольствие, а Белла убьет меня, если я ввяжусь в драку, вдобавок ко всему.
— Стервятники, — бормочет Этьен, хмурясь ещё сильнее. — Все до единого.
Я замечаю Рейвенскрофта, наблюдающего за нами издалека. Он не насмехается надо мной, а вместо этого кивает. Он, вероятно, знает, что это может случиться с любым из нас, просто на этот раз я невезучий ублюдок.
— Это нужно прекратить, — говорит Этьен, когда мы входим в наше здание. — Лиам может чем — нибудь помочь? Он твой менеджер, Оливер. Это его работа.
Я не знаю, что на это сказать. У Лиама никогда не было хороших отношений со СМИ — вот почему Белла взяла на себя эту роль. Я знаю, что у других гонщиков есть личные команды по работе с прессой, но с “Titan” так было всегда. До прошлого года мне не нужно было беспокоиться о своём имидже в СМИ.
Я не рассказываю Этьену о сообщении Лиама. Ему и так не нравится мой кузен, и я уверен, что у Лиама найдется объяснение тому, что он написал. Я благодарю Этьена за компанию, и он уходит, пообещав помочь мне пережить любое разочарование позже.
— На этот раз я даже не ударю тебя по лицу, — говорит он мне, быстро и крепко обнимая.
Он даже не спросил меня, настоящая ли фотография — он знает меня достаточно хорошо, чтобы распознать правду. Я ценю это больше, чем он думает, поэтому обнимаю его в ответ, и это всё, на что я сейчас способен.
Я вхожу в кабинет Беллы, и мой взгляд сразу же останавливается на Элли. Она прекрасна в нежно — зеленой блузке и льняных брюках песочного цвета. Она подходит ко мне, как только я появляюсь. Без колебаний берет меня за руку и сжимает пальцы в молчаливом знаке поддержки. Она не закатывает истерику, как это сделала бы ревнивая подружка. Её лицо излучает только беспокойство — и гнев за меня.
Она чертовски идеальна.
Я отбрасываю эту мысль, потому что сейчас не время и не место. Вместо этого я сжимаю её руку в своей, и мы вместе смотрим в лицо трем другим людям в комнате — Белле, её отцу и Лиаму.
— Что это? — Лиам сердито смотрит на Элли. — Почему она здесь?
Я стискиваю зубы, зная, что не могу свободно разговаривать с ним и Беллой в этой комнате. Я не знаю, что сказать — не в первый раз я подумываю рассказать ему правду об Элли, но слишком многое поставлено на карту. Чем больше людей знает, тем больше шансов, что это всплывет наружу, и мы не можем позволить себе ещё один скандал в СМИ, только не после всего этого.
— Элли поможет нам решить эту проблему, — говорит Белла, спасая меня от ответа.
Я поворачиваюсь к ней.
— Она согласилась?
Белла делает глубокий вдох и складывает руки перед собой.
— Я поговорила с Элли, и она согласилась, что было бы хорошо, если бы мы сделали откровенную фотосессию с вами на свидании.
Я резко смотрю на Бена, но он прислоняется к краю стола своей дочери, явно безразличный. Элли крепче сжимает мою руку, и я чуть не смеюсь вслух. Белла придумала почти тот же план, что и её отец — она хочет, чтобы я выставил напоказ свои устойчивые отношения с Элли, чтобы смягчить эту катастрофу.
Лиам усмехается.
— Он целовал щенков и занимался дерьмовой благотворительностью последние шесть месяцев, и это не помогло. Почему ты думаешь, что это сработает?
— Благотворительность — это не дерьмо, — огрызается Белла, её голубые глаза сверкают. — Оливер помог…
— Оливеру нужно держать свой член в штанах, — Лиам сердито смотрит на неё, затем переводит взгляд на Элли. — Ему нужно сосредоточиться на своих гонках.
— Хватит, — я не хотел, чтобы мой голос прозвучал так грубо, но я не жалею об этом. — Лиам, если ты не можешь добавить к этому разговору что — нибудь конструктивное, то тебе лучше уйти. Если хочешь остаться, веди себя вежливо.
— Что за хуйня, чувак? — говорит он, краснея. — Ты серьезно?
Я никогда не принимал чью — либо сторону против него. Я так сильно ненавижу это, что мой живот скручивает сильнее, чем перед моей первой гонкой. Он всегда был со мной, всегда заботился о моей карьере, но я больше не могу притворяться, что его отношение меня не беспокоит.
Мне не следовало бы оправдываться перед ним. Он должен был знать меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что я никогда бы не сделал всего того, в чём меня обвиняют СМИ.