Шрифт:
— Да, серьезно! В аварию я попала на девятом месяце. В тот же день и родила... Воспоминания тяжелые, вот и не рассказывала. Пьяный водитель с управлением не справился и в маршрутку врезался. Я тогда не сильно пострадала, но... — голос матери спотыкается и через заметную паузу договаривает: — ...один человек там погиб-таки. В-общем, ни к чему это вспоминать... Кстати, ты документы у нотариуса еще не подписала на продажу дома в деревне?
— Нет, — коротко отвечаю я, сознательно умолчав о том, что и не собираюсь этого делать.
— Ну и ладно. Не торопись пока. Глядишь, и цены на недвижимость подрастут, когда мы с морюшка вернемся! — подытоживает она. — Так ты, значит, в парке там? Подойду ненадолго. Жди!
Она бросает трубку, не дождавшись моего ответа, а я философски прячу свой мобильник в карман.
Привычка матери общаться в высокомерно-приказном тоне — естественно, в основном с теми, кто не может или не хочет отвечать ей в аналогичной манере, — особенно обострилась после того, как она начала ходить в псевдо-духовную организацию «фиолетового эго»[*]. Той самой, где произошло ее судьбоносное знакомство с нынешним сожителем Петром.
Она и раньше бегала по разным социально активным сборищам, но за это место держится на удивление долго. Его адепты постоянно объявляют марафоны личностного роста, но на деле напоминают скорее какую-то секту деградантов. Призывают друг друга «резать правду-матку» в лицо всем подряд по любому поводу, не выбирая выражений, и всегда подчеркивают во всеуслышание любое свое преимущество перед окружающими по принципу «Плюй в ближнего, сри на нижнего».
Помнится, как-то еще до свадьбы с Князевым я зашла к ней забрать кое-что из своих старых вещей и в перерыве обнаружила мать перед большим зеркалом прихожей. Она стояла, подбоченясь, во весь рост, и что-то бубнила.
— Что..? — рассеянно спросила я ее тогда, решив, будто она ко мне обращается.
И тогда мать выдала свой репертуар в духе «фиолетового эго» погромче. Заявила мне через плечо:
— Да, я тварь и змея подколодная! Я прекрасная сука! Я великолепная стерва! И горжусь этим. Запомни хорошенько, Даша. Себя надо ценить такой, какая ты есть! И незачем меняться ради кого-то. Чем ты хуже, тем тебе лучше!
Словом, спорить с ней обычно бесполезно. Она и в детстве не считалась со мной, а сейчас и вовсе окончательно уверовала в праведный путь своего токсичного мировоззрения. Так что проще воспринимать ее речи как бред, сведя общение к минимуму, чем нервы себе трепать. И жить своей жизнью.
— Люся, мама сейчас подойдет, — говорю я негромко, чтобы не потревожить малыша. — Вы только не удивляйтесь, если она вдруг покажется вам слишком... эксцентричной. Она у меня вроде свекрови мужа, только на свой манер.
Пожилая женщина понимающе хмыкает:
— Тоже грубиянка? Ничего, Дашенька, и не таких за свой срок видывала. У нас в роддоме, знаешь, сколько скандалисток перебывало? Каждая пятая, не меньше. Нервы, гормоны, характер... всякое бывало.
— Хорошо, — я засовываю руки поглубже в карманы пальто и какое-то время иду по тротуару, глядя себе под ноги. Чувствую на себе взгляд Люси.
— Плохие новости?
— Пока не знаю... но похоже, что мой муж решил заранее отрезать мне возможности пожить от него отдельно. Его стараниями мама спешно едет отдыхать в тропики, а в ее квартиру уже нашли жильцов.
— А ты собиралась переехать к ней?
— Нет, даже не рассматривала такой вариант. У нас слишком сложные отношения. Но я боюсь, что это только начало неприятностей... Владан четко дал понять, что категорически против нашего расставания. И у него есть масса возможностей, чтобы запереть меня в своей золотой клетке, — рассуждаю я вслух, нервно кусая губы. — Надо что-то делать... но прятать голову в песок, как страус, я больше не хочу. Он говорит, что любит... но я не вижу в нем ни раскаяния, ни понимания предательства. И это убивает меня. Каждый день убивает, медленно, но верно... Помните, вы говорили, что такой мужчина понимает только язык действий?
— Помню, конечно, и снова готова это повторить.
Я стискиваю пальцы в карманах, пока ногти не впиваются в ладони.
— Теперь я это понимаю. Поэтому, когда он вернется, я подниму вопрос о разводе.
Скорое появление матери мы с Люсей засекаем еще на подходе к парку. В самом деле сложно не заметить самоуверенно топающую женскую фигуру в пронзительно-фиолетовой дутой куртке. Да и каблуками своих высоких сапог она печатает шаги на асфальте так, будто гвозди забивает.
— Дашка, ну где там наш пупс, показывай давай! — громко и нетерпеливо требует мать издали. — У меня совсем мало времени, надо еще вещи Петеньки...
И тут она вдруг резко умолкает. Со странно булькающим звуком, будто собственными словами захлебнулась. При этом она смотрит на мою спутницу, как на пришельца из ее ночного кошмара... а та — буквально зеркалит ее потрясенный взгляд.
— Тетя... Люся..? — сипло и неверяще выдавливает моя мать. — Что ты здесь делаешь?!
_
[*] Кстати, насчет упомянутой организации — это случай из жизни. В 90-х годах в моем родном городе завелось что-то подобное. Они называли себя фиолетовыми курсами, учили участников крыть матом друг друга и себя самих, вроде как для личностного роста, и продавали фиолетовые футболки со своим принтом.