– Отчего вдруг Кадмина Гонт стала такой внимательной к простому смертному? – хмыкнул больной и едва заметно поморщился, на миг прикрыв холодные, насмешливые глаза.

Гермиона встала и, сделав несколько шагов, присела на край его постели.

– Мы же теперь вроде как родственники, дядя. Почему бы мне не поухаживать за тобой?

– У тебя изменился взгляд, – с ухмылкой сказал Люциус Малфой. – Тогда, в Министерстве, на меня смотрела глупая, самоуверенная простачка. А сейчас… у тебя появился шарм.

– Кровь, знаешь ли, – с вызовом бросила Гермиона.

– О да. Кровь – это много.

Они пристально смотрели друг другу в глаза. Гермиона очень боялась спасовать в этой внезапно начавшейся игре. Мистер Малфой не отводил чуть прищуренного взора и странно усмехался. Ведьма невольно тоже улыбнулась в ответ.

Неизвестно сколько времени длился бы этот молчаливый диалог, но скрипнула дверь и в комнату вошла Нарцисса.

* * *

Сильные мужские руки скользили по её телу: талии, груди, ослабевшим, безвольно повисшим рукам. Осторожно спустили шлейки платья… Тёплые губы щекотали шею… Теперь руки были где-то внизу, блуждали по её бедрам, забирались под одежду…

Гермиона часто задышала, прижимаясь спиной к стоящему позади мужчине. Она вся горела. Чьё-то дыхание обожгло щёку, она опустила веки, ища губами чужие губы.

Тускловатый свет, серые глаза…

Гермиона проснулась внезапно и резко, отпрянув от лежащей рядом подушки, как от чего-то ужасного, и чуть не свалилась с кровати. Пару минут она безумно смотрела в пустоту, потом мотнула головой, встряхнула пальцами всклокоченные волосы. Ну и приснится же! Невероятно.

Ведьма сглотнула и откинулась на подушку, уставившись в потолок, по которому блуждали неясные тени. Чувствуя, что краснеет, она с силой прижала к разгорячённому лицу холодные ладони.

Что за дикие фантазии?! Надо же было до такого додуматься… Люциус Малфой! Бред какой…

Гермиона перевернулась на бок и посильнее прижала к себе сбившееся в кучу покрывало. Лунный свет ложился на паркет у окна, вырисовывая на нём витиеватые прутики балконной решётки. Серебрился в мутных изумрудах диадемы, которую несколько дней назад принесла и водрузила на туалетный столик у кровати эльфиха Джуня – вроде как, по указанию Нарциссы.

Нарциссы, его жены.

Гермиона зажмурилась.

Нет, Люциус Малфой, конечно, мужчина видный. Всё идет к тому, что он скоро поправится и станет прежним – здоровым, статным, красивым… Мерлин Великий!

Гермиона зарыла лицо в одеяло. В голову лезли совершенно не те эпитеты.

«Во имя Морганы, что всё это значит?! Нет, конечно, он…»

– Пресвятая Дева! – оборвала свою мысль совершенно маггловским восклицанием Гермиона, снова садясь на постели.

Как же получилось, что она вообще думает об этом?! «Фу, извращенка малолетняя!» – сердито подумала ведьма, чувствуя на глазах бессильные злые слёзы. Он в два раза старше. Он женат, у него взрослый сын. Он, чёрт побери, Люциус Малфой! Ей не должен был присниться такой сон. Она никак не может... даже думать... даже в бредовой фантазии представлять...

И как же Рон? В памяти всплыл образ длинного, нескладного, веснушчатого парня – такого бесконечно родного и милого во всех своих недостатках. Ведь она же любит его? Любит, наверное. Ей нравится быть рядом, она должна поддерживать, приходить на выручку так часто непутёвому Рону – и ей нравится помогать ему. Иногда снисходительно, иногда строго, иногда сердито – но всегда любя. А даже если бы не нравилось – ведь он же просто пропадёт без неё! Запустит учёбу, натворит каких-то глупостей… Хоть бы в прошлом году – этот бесплатный цирк с Лавандой Браун!

Тогда, понимая, что всё делалось ей, Гермионе, назло, понимая всю глупость своей удушающей ревности, – она всё равно неистовствовала. Потому что только она могла правильно заботиться о Роне. Потому что она слишком многое уже вложила в него. Потому что она прекрасно знала, что без неё он пропадёт. И тут эта выскочка… Браун ведь только шуточки да поцелуйчики, – Гермиону передёрнуло, – а на деле никто, кроме неё самой, не сможет выдержать вздорный характер Рона.

Да, Гермиона ревновала. Значит, она действительно любит? Не просто по-приятельски? Ведь не ревнует же она Гарри к Джинни? А с Роном было так хорошо в последние месяцы… Он даже умеет быть милым, ласковым… Или пытается – и тогда ему нужно просто помочь, только так, чтобы он не злился, чтобы не ранить его самолюбие – но чтобы всё получилось хорошо.

Рон замечательный, несмотря на то, что ни разу не написал ей с тех пор, как они расстались на станции Кингс-Кросс в конце июня (приглашение на свадьбу – не в счёт). Можно понять. Лето, война, перспектива расставания с близкими, суета из-за надвигающейся свадьбы брата, жизнь в кругу стольких орденовцев… Мало ли что. Можно понять.

Ведь Гермиона почти решила не обижаться на Рона за это.

И ещё решила первой не писать ему. Но и дуться она не будет! Почти. В сущности ведь от Рона этого можно было ожидать – ничего странного. Да и сколько они там не виделись?..