Моник забыла обо всем, чувствуя тепло руки отца на своем плече, когда они шли к дому, это казалось привычным и успокаивало нервы, как и ощущение колючего подбородка Эгона, прижимающегося ко лбу. Вампир пошутил про покраску велосипеда в ненавистный для Зоэ-Моник розовый, отчего девушка прыснула, поднимаясь по ступеням, однако обеспокоенный вид Элайн немного умерил веселость.

– Да, да, я понимаю, Джи. Как только мы устроимся здесь, я бы хотела, чтобы ты переехала к нам, только если сама захочешь.

Женщина стояла в углу кухни, поднеся к уху трубку стационарного телефона с кудрявым проводом; при виде дочери и мужа покачала головой, как бы говоря не обращать на нее внимания, и показала рукой на маленький деревянный стол, накрытый к их возвращению. Под каждой тарелкой располагалась кружевная салфетка, посередине стола в глубокой миске дымились кусочки свинины, сочась прозрачным соком, рядом тонко нарезанный сыр источал свой особенный молочный аромат с кислинкой, и салат с артишоками, едва взбрызнутый маслом заманчиво блестел в свете пузатой керосиновой лампы, с трудом уместившейся с краю.

До этого момента Моник и не предполагала насколько проголодалась, но трапеза не могла начаться без Элайн, которая неторопливо продолжая разговор, зажав трубку плечом, вытащила из духовки румяный пирог, оставив тот остывать на столешнице. Попрощавшись с тётушкой, ведьма, задумчиво закусив нижнюю губу, присела за общий стол, приглашая семью отужинать впервые в новом доме.

По обыкновению руки Элайн и Эгона сплелись в замок, они ждали, протянув ладони к дочери. Столь же верующей, как родители, Моник не была, ее крестили в младенчестве, но не навязывали то, во что стоило верить девочке, оставляя выбор, однако молитва перед каждым приемом пищи была традицией нерушимой. Закрыв глаза, каждый про себя твердил слова благодарности Дево Марие и ее сыну, просил посылать лишь посильные испытания.

– Как Джиневра?

Спросил Эгон, передавая блюдо с салатом дочери, не сводя взора с супруги. Элайн пожала плечами, отказавшись взмахом руки от предложенного дочерью куска мяса.

– Как всегда, в последние несколько лет. После смерти Мишель она сама не своя, беспокоится по любому поводу, и я ее понимаю. Болезнь Мишель так внезапно подкосила всех нас. В такое тяжёлое время любой станет мнительным и богобоязненным. Простите, я не спросила вашего мнения, предложив тете переехать к нам...

– Мы будем рады!

Одновременно воскликнули Эгон и Моник с набитым ртом, чем позабавили Элайн, скрывшую смешок салфеткой.

– А когда мы сможем начать поиски родственников здесь, во Франции?

Осторожно спросила Зоэ-Моник, понимая, что ступает на скользкую тропу с крутым обвалом. С каждым годом заговаривать об этом становилось труднее, но разве не ради этого изначально они переехали сюда? Девушка понимала, что со стороны выглядит, как одержимая прошлым, но кто мы есть без него? Как мы можем быть уверены, что знаем себя, когда не имеем полного представления о каждой клетке, наполняющей тело? Мы есть пазл, каждый кусочек которого создан предком, вложен с честью и любовью в наше естество, мы – гобелен судьбы своего рода, чьи вышитые стежки отражаются в нашей внешности и сути.

К тому же, помимо простого любопытства у Моник имелась и другая значимая цель - узнав больше о семье отца, она стала бы ближе к разгадке кошмаров. Почему тени не принимают ее, как Эгона? За что обозлились на невинное дитя? И отчего темнота так отчаянно пытается поглотить сознание Зоэ-Моник? Девушка не знала, откуда и с каких пор в ней такая уверенность, но была убеждена, ответы найдутся там, в утраченном прошлом.

– Зоэ, детка, не стоит сейчас переживать об этом. Всему свое время.

Элайн Мелтон-Гобей утёрла губы салфеткой, едва пригубив салат, и встав, тихо произнесла:

– Схожу за вином, в кладовой видела хорошую бутылку Бордо.

– Согласен с мамой, милая. Еще столько предстоит сделать, но мы займёмся и этим, обещаю. Я когда-нибудь подводил тебя?

Дождавшись, когда супруга скроется за поворотом, спросил Эгон, накалывая на вилку очередной кусок свинины.

– Нет, папа. Но это так важно для меня, для нас...

Осевшим голосом все же попыталась надавить девушка, но услышав, как звякнула вилка, положенная на тарелку мужчиной, умолкла, начав жевать нижнюю губу, чтобы придержать желающие выскользнуть сквозь зубы слова. Элайн вернулась, поставив бутылку ближе к мужу, вновь принимаясь безучастно гонять еду по тарелке. Эгон без лишних слов понял, чего хочет Элайн, ловкими движениями откупорив потертую пробку, и налив по четверти бокала каждому.

– Завтра было бы полезно съездить в центр, заодно узнать про помещение для будущего магазина. Чем быстрее мы сможем его открыть, тем лучше.

– Знаешь, я подумал, что ты могла бы делать заговоры на свиной крови. Это приносило бы дополнительный доход, и оказывало помощь нуждающимся. Понимаю, это не совсем то, чем ты хотела бы заниматься, но...

Элайн выслушала предложение супруга, медленно пережёвывая слегка успевшие завянуть листья латука, и не дав Эгону договорить, подняла бокал.