– Эти девчонки, - пробормотала миссис Перкинс, качая головой.
– Поверь мне, когда-нибудь они получат по заслугам.

– Может быть, - неуверенно пробормотала Элисон. Она уже слышала это, но ничего с тех пор не изменилось.

– Хочешь, я позвоню твоему отцу, дорогая?
– Спросила медсестра. Она склонилась над Элисон с сочувствующим взглядом. Элисон хотела только одного – уснуть в своей постели. Может быть, когда она проснется, то поймет, что все это было дурным сном.

– Пожалуйста, - прошептала она срывающимся голосом.

Миссис Перкинс сняла трубку и набрала номер, указанный Элисон. Минуты шли, а телефон звонил и звонил, и каждый неотвеченный звонок, как кинжал, все глубже вонзался в грудь Элисон.

– Не отвечает, - вздохнула миссис Перкинс, положив трубку.
– Мне очень жаль, милая.

Элисон уставилась в потолок и медленно выдохнула. Даже когда она нуждалась в нем больше всего, отца никогда не было рядом. Она пыталась подавить слезы, но они все равно потекли по ее лицу.

– Давай я помогу тебе сесть в кресло, - мягко сказала миссис Перкинс, пытаясь хоть как-то утешить ее.

– Хорошо, - пролепетала Элисон.

– Не падай духом, дорогая, - прошептала миссис Перкинс, сжимая плечо Элисон.
– Ты сильнее, чем они.

Но для Элисон сила казалась иллюзией, злой шуткой, сыгранной мстительным богом. Она направилась к двери, думая о том, будет ли когда-нибудь жизнь такой, какой она была до аварии.

– Я пойду домой, - сказала Элисон и выкатилась через дверной проем.

– Подожди, милая, сейчас я распоряжусь, чтобы кто-нибудь из персонала отвез тебя домой.
– Миссис Перкинс положила руки на спинку кресла.

Элисон представила, как мистер Лэнгстон помогает ей войти в дом и встречает ее пьяного отца, сидящего в своем испачканном кресле.

– Нет, спасибо, миссис Перкинс. Со мной все в порядке.

Кресло-каталка Элисон подпрыгивало на трещинах и неровностях тротуара, когда она двигалась по знакомой улице, ведущей к ее дому. Боль в руках усиливалась с каждым толчком, и она стиснула зубы, борясь с ней. Она перекатилась через крыльцо и толкнула дверь. На нее хлынул знакомый запах виски и сигаретного дыма.

– Привет, пап, - слабо позвала она, вкатываясь в гостиную. Ее отец лежал, раскинувшись на крытом диване, из его ослабевшей руки свисала полупустая бутылка виски. Его храп разносился по комнате, сопровождаемый звуком работающего телевизора.

– Ну конечно, - пробормотала Элисон, проталкивая мимо него свое кресло. Он не потребовал бы от нее объяснений, почему она рано вернулась из школы. Он никогда этого не делал. Она добралась до своей комнаты и захлопнула дверь. Элисон спустилась с кресла и легла на кровать. Усталость накрыла ее, как приливная волна. Она откинулась на подушки и закрыла глаза.

Она проснулась в темноте. На тумбочке беспрерывно жужжал телефон. Она пролистала десятки уведомлений. Это были присланные ей ссылки на видеоролик, где ее толкают со ступенек и с трудом усаживают обратно в инвалидное кресло под издевательства и смех толпы зрителей. Ее страдания попали в вирусную сеть.

"Жалкая эмо-калека", - гласил один из комментариев.

"Готов поспорить, что у нее не только ноги отказали", - насмехался другой.

"Я слышал, что ее папаша по ночам пробирается к ней в постель", - ответил другой.

"Самая уродливая уродина, которую я когда-либо видел. Лучше бы она умерла".

"Кто сделал ей эти дерьмовые татуировки? Ее дебильный младший брат?"

"Может быть, если бы она перестала себя жалеть, люди были бы добрее к ней".

"Этот ее эмо-макияж. Сука, жаждущая внимания к себе".

"Посмотрите на нее! Еба-а-ать!"

"Воровка кислорода. Лучше бы она сломала себе шею".

Руки Элисон дрожали, когда она прокручивала бесконечный шквал жестокости. В ее глазах плескалась печаль.

– Почему это происходит со мной?
– Прошептала она с отчаянием в голосе.

Она бросила телефон на кровать и переключилась на фотографию матери.

– Я больше не могу, мама. Мне так больно.
– У нее не было ни друзей, ни семьи, которой было бы не наплевать. В ее мире не было ничего, кроме агонии и страданий.

Выход был только один.

– Ты победил, Бог. Пошел ты нахуй, - прошипела она. Гнев укрепил ее решимость. Она опустилась на кресло и подкатила к шкафу. Пробежав глазами по рядам темной одежды, она остановилась на толстом кожаном ремне с шипами, висевшем на крючке. Она крепко ухватилась за ремень, словно за якорь, за который можно уцепиться в буре эмоций. Грубые стальные шипы впились в ладони.