И еще я пою в хоре, да-да, в церковном хоре, сам удивляюсь себе, но мне это занятие нравится, хотя делаю я это не очень часто, но все же делаю. Несколько лет назад я познакомился с интересным человеком, Петром Иноземцевым, когда рисовал Живописный мост через Москву-реку. Со временем Петр стал моим учеником, и достаточно неплохим, а я, в свою очередь, научился неплохо петь благодаря ему. Мы стали друзьями, редко встречающимися, но хорошими друзьями, хотя, говорят, в наше время это редкость, люди все больше отдаляются друг от друга, чем общаются и, тем более, дружат.

Когда я заканчивал картину вечернего пейзажа, где солнце уже почти касалось горизонта, раздался телефонный звонок. Обычно я стараюсь не отвечать на незнакомые мне номера, а тут как будто кто-то приказал ответить. Я ответил и не закончил картину…

Пепел перемен

Ну зачем я ответил на этот звонок, господи боже мой, ну заче-е-ем? Ведь нужно было вначале закончить писать этот закат, тем более что таким невероятным и удивительным он бывает крайне редко, да и поймать такие тона и оттенки можно только один, ну максимум, два раза в год. Но я все же ответил, и мне предложили встречу, интересную встречу… Странную встречу. Звонивший предложил такое, от чего я не смог отказаться, и ответил положительно, практически не задумываясь. Мне предстояло, причем за довольно ощутимый гонорар, проверить на подлинность три картины Поля Гогена. Как я уже говорил, практиковать подобные вещи мне приходится крайне редко, но подержать в руках практически подлинники Гогена… Я готов был это сделать и бесплатно. На завтрашний день мы договорились о встрече.

Мне предложили в 14.00 стоять на углу возле гостиницы «Украина» со стороны Кутузовского проспекта, что я собственно и сделал, а свой авто оставил на парковке вдоль набережной Москвы-реки за гостиницей. К тротуару подъехал большой черный американский вэн, из которого вышел человек в затемненных очках, с лысой головой, выбритой до блеска, и жестом предложил сесть в машину. Я послушно сел. Расположившись в очень удобном кресле, находившимся ровно посередине салона авто, я огляделся. Позади в полумраке неподвижно сидел мужчина крепкого телосложения, с зачесанными назад длинными волосами, а впереди – тот лысый в темных очках. Внутри салона горел тусклый свет, создавая интимный полумрак, а через стекла автомобиля совсем ничего не было видно, скорее всего стекла были затемнены наглухо. Машина тронулась. Негромко играла музыка Франца Шуберта, кажется, это была «Прекрасная мельничиха», и я, наслаждаясь бесконечным количеством интерпретаций от свежей наивности до безнадежного отчаяния молодого подмастерья, влюбленного в красавицу-служанку, кажется, задремал.

Ехали долго, сквозь дремоту я переживал о том, правильно ли припарковал свой автомобиль, не увезут ли его на штрафстоянку, а затем, видимо, совсем провалился в сон, и казалось, будто музыка играла не в салоне авто, а у меня в голове. Моему удивлению не было предела, когда по прибытии на место перед выходом из вэна мне завязали глаза. Я не стал возмущаться, меня это даже позабавило: вспомнилась похожая сцена из какого-то фильма.

Кто-то взял меня под левый локоть и поддерживал все время, пока мы поднимались по лестнице. Глаза развязали, как только мы вошли в дом, и я зажмурился, но не от дневного света, а скорее от того, что стены внутри дома были абсолютно белыми, вернее сказать, белее белого. Несколько секунд я постоял, затем, протерев глаза, пошел вперед по совершенно черному мягкому бархатному полу. Удивительное сочетание цветов: абсолютно белый на потолке и стенах, и совершенно черный на полу. Интересно, если весь этот белый свет пропустить через призму, можно получить спектр, радугу, например? А затем все цвета смешать воедино, и тогда получится нечто черное, ну не совсем уж черное, а грязно-серое в черноту.

– Детский сад, ей-богу, первый класс церковно-приходской, и физика в первый год обучения… Белый переходит в цвета, а черный – это полное отсутствие цветов! – подумал я и ухмыльнулся, шагая дальше по огромному залу, посередине которого находился большой лестничный марш. Я обернулся: кроме меня здесь никого больше не было, а дверь наружу была закрыта.

– Первый класс церковно-приходской… Вы меня рассмешили, данная фраза прямо напоминает выражение из детства, очень давно ее не слыхал! – вдруг из ниоткуда раздался голос.

– Как это возможно? Я не говорил вслух! Кто вы?

– Все очень просто, это телепатия!

– Я думал, что это каменный век, и об этой методике уже забыли.

– Забыли, но не все. Сейчас век технологий, но кое-что из прежнего остается неизменным. Да, простите, забыл представиться, я – Роберт, и на этом достаточно, но если хотите, Роберт Ионович. Ионович – это не фамилия, а отчество, отца звали Иона. Давайте просто по имени, мне так удобней общаться. Вы – Аким, я – Роберт. Для меня не составляет никакого труда слышать то, о чем Вы думаете. Такую практику еще с детства я проходил с моими учителями. Я настраиваюсь, глядя на Вас, слушаю Ваш голос, наблюдаю за эмоциями, а дальше все просто – я читаю Вас. Представляете? Для Вас, естественно, это является бредом хотя бы потому, что Вы этого не знаете и не умеете. Все просто: Вы умеете одно, а я – другое.

Голос шел будто бы из пространства, не было ощущения, что из динамиков, но и того, кто говорил, в помещении не было. Я несколько раз обернулся вокруг своей оси в надежде увидеть говорящего. Его тембр мне отчетливо и ясно напоминал тембр только одного человека, любимого мной с детства, это был голос удивительного актера Юрия Яковлева, того самого смешного Ипполита из фильма Эльдара Рязанова.

Тем временем он продолжал:

– Сразу к делу. Вы переступили порог моего дома, тем самым дав согласие на сотрудничество со мной. Не доезжая до этого дома, еще в городе можно было отказаться и выйти из авто, и никто, ни одна живая душа не смела бы Вам препятствовать. Так происходило с предыдущими экспертами, и будет происходить со следующими. Так будет всегда.

– Но я не давал никакого согласия! Я не подписывал никаких документов, я никому ничего не должен! И потом, никакой я не эксперт. Я – художник, свободный художник, заметьте! И преподаватель, и ни от кого не завишу, оставьте меня, пожалуйста, в покое, я передумал и хочу домой.

– Знаете, Аким, свобода, независимость, покой – все это очень дорогие вещи для мира, в котором мы все существуем. Вот, например, свободу нужно заслужить, независимость нужно обрести, а покоя добиться! Ну, во всяком случае, я так понимаю, это дары мира, и меня так учили их понимать, а Вы так легко разбрасываетесь этими понятиями. Да-да, понятиями, а не просто пустыми словами.