Шрифт:
— Ты сделала его для меня? — спросил он, глядя на экран. — Когда?
— Кое-что вчера вечером, остальное доделала утром.
Если бы я плохо знала Кейсона, то могла бы поклясться, что на его лице промелькнуло чувство сожаления.
— Очень круто. Спасибо, что сделала его для меня.
Спасибо? Он, правда, меня поблагодарил? Разве он не понимал, что у меня не было выбора?
— Почему ты так хорошо разбираешься в физике?
— Она мне нравится, — ответила я.
— Да, но почему?
— Хочу быть биохимиком.
— Серьезно?
— Хочу разрабатывать лекарства от болезней.
— Ох, — выдохнул он. — От какой-то определенной болезни или от болезней в целом?
Я осторожно подбирала слова, не желая подвергать себя потоку вопросов, на которые не смогла бы ответить.
— Зависимость.
— А как же «просто скажи нет»?
Я отрицательно покачала головой, понимая, что именно этому все годы нас учили в школе. Но это неправильно.
— Зависимость — это хроническое заболевание. Она изменяет работу мозга. Ученые считали, что только удовольствие подталкивает людей искать вещества, вызывающие привыкание, или такую деятельность, однако, исследования показывают, что все намного сложнее.
— Что это значит?
— Дофамин участвует в процессе получения удовольствия, но он также играет роль в обучении и способности запоминать — два элемента перехода от того, что нравится людям, и от чего они становятся зависимы.
Кейсон, прищурившись, уставился на меня, а я не могла понять, пытался ли он понять меня или совершенно запутался, когда я заговорила.
Но я уже не могла остановиться, потому что обожала говорить о науке. Особенно когда дело касалось того, как я однажды изменю грани науки, окружающие зависимость.
— Все удовольствия мозг регистрирует одинаково. Повторяющееся воздействие наркотического вещества или зависимого поведения подталкивают нервные клетки в прилежащем ядре и префронтальной коре взаимодействовать таким образом, что влечение к чему-то сочетается с нуждой этого. Это и подталкивает нас искать источник удовольствия. Следовательно, зависимости. Если я смогу обнаружить связь между зависимостью и решением, как ее остановить, в мире станет намного меньше душевных страданий.
— Ого, — выдохнул Кейсон.
— Что?
— Впечатляет.
Я пожала плечами.
— Я и половины не понял из твоих слов, но точно знаю, что однажды ты сделаешь что-то невероятное.
Мои щеки запылали. Мне становилось не по себе от комплиментов.
— Возможно, мне не удастся сделать сальто на сноуборде, но наука — мой адреналин.
Он кивнул, похоже, понимая меня.
— Могу научить тебя делать сальто.
Я рассмеялась.
— Я даже стоять не могу на сноуборде. Не то чтобы крутить сальто.
— Никогда не узнаешь, пока не попробуешь.
Я закатила глаза.
— Какие планы на эти выходные? — спросил он.
— Я не собираюсь кататься с тобой.
— Эй! Спрячь коготки, маленький гений. Я не звал тебя кататься, потому что еще и снега-то нет. Просто хотел узнать, занята ли ты.
— Почему?
— Потому что мне нужна спутница на благотворительное мероприятие.
Я возмутилась:
— Тебе нужна спутница?
— Не надо так удивляться.
— А как же та злюка? — спросила я из любопытства узнать, что же произошло со звездной парой. Они так подходили друг другу.
— Мы взяли перерыв.
— Значит, она кинула тебя?
Он прыснул со смеху.
— Не совсем.
— А как же юная-девушка-сидящая-на-столе-и-раздвигающая-ноги?
Он рассмеялся.
— Ты, правда, такое сказала?
— Разве она не сидела на столе с раздвинутыми ногами?
— Нет. Она сдвинула их, как только ты пришла.
Его губы растянулись в самодовольной ухмылке.
— Не буду спорить. — Я открыла блокнот на пустой странице, чтобы делать пометки, пока он будет проходить тест, к которому так и не приступил. — Что за благотворительное общество?
— Понятия не имею. Дело особо не в благотворительности.
— Почему нет?
— Мой спонсор устраивает мероприятие, чтобы собрать деньги, хотя они только хотят продать свою продукцию. Там буду я и остальные их спортсмены, а это настоящий соблазн, чтобы прийти, для людей с толстыми кошельками.
— Погано.